Ржевско-Вяземские бои (01.03.-20.04.1942 г.). Часть 2
Шрифт:
39-я армия на всем фронте обороняется в целях подготовки удара на соединение с 30-й армией.
43-я армия главными силами продолжает наступать в направлении Борисенки, Слободка (4,5 км южнее, 20 км юго-западнее Захарово). Наступавшие части продвижения не имеют. Противник оказывает упорное сопротивление артиллерийско-минометным огнем и вводом в бой новых резервов.
11-й кавалерийский корпус ведет ожесточенные бои с противником, наступавшим в северо-западном направлении. К исходу дня немцы занимают Иваники, Ложкино, Бараново, Григорьевское, Ивановское (30–35 км северо-западнее Вязьмы). С 31.3. по 5.4 уничтожается до 3,5 тыс. солдат и офицеров, 14 танков, 44 автомашины противника. Потери
Авиация противника в течение дня производит 263 самолето-вылета. Зенитно-пулеметным огнем и огнем стрелкового оружия сбивается 6 самолетов противника и один самолет сбит в воздушном бою (к. 1).
Прицел на вражеские самолеты
Из архивных документов и материалов текущего периода
В ночь на 6 апреля 44-й бомбардировочный полк нанес удар по аэродрому, на котором базировались фашистские бомбардировщики, совершавшие налеты на Ленинград. Плотная облачность помогла нашим летчикам скрытно подойти к аэродрому врага и нанести внезапный удар. На стоянках возникли пожары, и последующим группам наших бомбардировщиков было совсем просто выходить на цель. При нанесении этого ночного удара особенно отличились экипажи В. Н. Гречишкина, И. Ф. Кованева, Н. В. Кузнецова, И. К. Лымарева и Г. Е. Петросяна.
Подсчитать в темноте, сколько сгорело самолетов противника, разумеется, не удалось. Но сплошной огонь и сполохи взрывов свидетельствовали о том, что урон врагу нанесен немалый. Зарево пожара было видно за 30 километров.
Артиллерийские обстрелы продолжаются. Сегодня гитлеровцы выпустили по городу 216 снарядов, от которых пострадали 38 человек.
6 апреля – последний день более или менее нормальной эксплуатации ледовой дороги. И хотя существует приказ об использовании льда до последней возможности, всему есть предел. Работать на трассе становится до крайности тяжело и рискованно (к. 26).
Житель блокадного Ленинграда Виктор Орловский вспоминал:
«…Нежданно-негаданно я в помятой окопной шинели, в солдатских сапогах оказался в Ленинградской филармонии. Рядом со мной сидела девушка в темном зимнем пальто с потертым лисьим воротником. Из-под мужской ушанки выглядывали волнистые черные косы. На бледном, без единой кровинки, лице светились карие глаза. В позолоченном, холодном зале давался первый после блокадной зимы концерт для защитников осажденного города.
И хотя вид у собравшихся здесь людей был усталый, изнуренный и, надо прямо сказать, совсем не театральный, в глазах их сияли бодрые искорки радости. После недавнего тяжелого боя и ко мне в стенах филармонии пришло неожиданно светлое настроение. Я оказался в другом мире, в мире яркого света, в мире мечты и любви. Чарующая музыка Чайковского, Шопена разливалась по всему огромному залу и, казалось, пробивалась сквозь его толстые стены на улицы Ленинграда, летела туда, на фронт, под Лигово, отвергая ужасы войны…».
Большой зал Ленинградской филармонии, 1942 г.
Возобновление
Из дневника начальника Генерального штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта генерала Гальдера Франца: «Потери с 22.6.1941 года по 31.3.1942 года: …потеряно 33 223 офицера, 1 074 607 унтер-офицеров и рядовых. Общие потери сухопутных войск на Востоке (без больных) составили 1 107 830 человек, или 34,6 % их средней численности (3,2 миллиона человек). Обстановка. Существенно не изменилась. Крупное сосредоточение русских танков против 19-й танковой дивизии. Атаки наших позиций на северном участке фронта 9-й армии захватывают всё более широкий фронт» (к. 40).
Главная ставка фюрера «Волчье логово», Восточная Пруссия.
Полдень.
За обедом шеф сетовал на совершенно ложный принцип подбора наших консулов.
Представлять германские интересы за рубежом поручают в основном нештатным консулам, которых интересуют только титулы и определенного рода гешефты, но которые совершенно не занимаются германскими проблемами и не заботятся о немцах за границей.
После войны нам придется перестроить весь наш заграничный аппарат и в основном отказаться от системы нештатных консулов. Хотя следовать английскому примеру и хорошо платить толковым, дельным чиновникам в дипломатических представительствах в иностранных государствах обойдется гораздо дороже, успех всецело себя оправдывает. Ибо задача дипломата – правильно соотносить германские интересы с положением страны пребывания и путем соответствующих донесений обеспечивать собственному руководству возможности для принятия необходимых мер. И если дипломатические представительства таким вот образом функционируют, то вовсе не требуется содержать в Берлине огромный центральный аппарат, можно обойтись лишь несколькими людьми.
Он осведомился затем, дало ли хорошие результаты присвоение германских орденов иностранцам. Когда посланник Хевель заявил, что безоговорочно положительно на это ответить нельзя, он сказал, что в свое время много размышлял над данной проблемой. Ведь в конце концов ордена – за исключением усыпанных бриллиантами – в отличие от преподносимых нами ранее в подарок золотых портсигаров стоимостью 670 рейхсмарок стоят всего лишь 2,5-25 рейхсмарок. А успехи, достигнутые благодаря вручению орденов, в любом случае компенсируют эти расходы. Ибо люди алчут орденов точно так же, как и титулов. Но кому-то они не нужны, и с этим тоже нужно считаться.
Разумеется, он против того, чтобы наживаться на титулах и заявлять, что за 100000 марок можно стать вице-консулом, за 500 000 – консулом, а за 1 миллион – генеральным консулом. В кайзеровской Германии полагали, что таким вот образом звание коммерции советника также может дать дополнительный источник дохода. Но с титулами и орденами нужно обращаться очень осторожно, если не желаешь, чтобы они утратили свою ценность. Так, «старому Фрицу» пришлось бы основательно встряхнуть прусский государственный совет, порожденный жалкой попыткой прусского ренессанса, если бы он захотел вдохнуть жизнь в этот орган (к. 48).