«С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953 гг
Шрифт:
«Продвинутые» историки считают, что инициатива Рюмина была результатом исключительно «аппаратных игр», а само заявление Рюмин якобы написал в кабинете то ли Маленкова, то ли будущего министра ГБ Игнатьева, который был тогда завотделом ЦК, и чуть ли не по приказанию последних.
Но это вряд ли…
Всё началось с заявления Рюмина — вполне рядового сотрудника центрального аппарата МГБ СССР. Попасть в поле зрения высшего политического руководства просто так — ни с того ни с сего — Рюмин не мог. Он должен был как-то «засветиться», и его инициативное заявление могло стать здесь исходной точкой. А уж далее могли возникнуть варианты. Скажем, не исключено,
Было бы разумно для Рюмина заручиться вначале и поддержкой самого Хрущёва. К тому же Хрущёв после переезда в Москву в конце 1949 года имел отношение к курированию МГБ.
То есть «аппаратные игры» (не со стороны Маленкова и Берии, а других) могли иметь место. Однако вряд ли надо сомневаться, что действия Рюмина были в исходной точке действиями самого Рюмина.
При этом Рюмин не был первым в подобного рода действиях — весной 1946 года сам Абакумов — тогда руководивший контрразведкой «Смерш» НКО СССР — инициировал «дело ВВС», а затем, сообщив Сталину о неблагополучии в НКГБ СССР, обеспечил снятие с должности наркома В.Н. Меркулова и 4 мая 1946 года сам стал наркомом ГБ СССР.
Объективные основания для обвинений, выдвинутых Абакумовым, увы, имелись — как в отношении бывшего командующего ВВС Новикова, так и Меркулова. Меркулов был понижен в его государственном статусе, Новиков и вообще был осуждён и амнистирован только в мае 1953 года.
Возвращаясь же в 1951 год, можно сказать, что и для обвинений против Абакумова тоже имелись, увы, объективные основания.
4 июля 1951 года постановлением Политбюро была образована комиссия по проверке заявления Рюмина. В комиссию вошли два члена Политбюро (Маленков и Берия), председатель Комитета партийного контроля при ЦК М.Ф. Шкирятов и заведующий отделом партийных профсоюзных и комсомольских органов ЦК С.Д. Игнатьев, в августе 1951 года назначенный министром ГБ СССР вместо Абакумова.
Пожалуй, характерно, что Сталин не ввёл в комиссию по разбору заявления Рюмина секретаря ЦК Хрущёва, ограничившись минимально возможным составом.
Характерно и то, что Хрущёва не было в кабинете Сталина в ночь с 4 на 5 июля 1951 год а, когда там шёл первичный разбор с Абакумовым.
В то время объективно уже складывались условия для начала разложения и перерождения морально и политически неустойчивой части советских «верхов». «Ленинградское дело» показало это наглядно. Так что сразу же исключить некую вину Абакумова комиссия Политбюро не могла. Абакумов вполне мог запутаться в политиканских дрязгах не высшего руководства (там таковых дрязг просто не было), а в дрязгах ряда представителей «молодой» части советского руководства, психологически и нравственно схожих с расстрелянными Кузнецовым и Вознесенским.
Нельзя было также заранее исключать, что Абакумова, использовав некоторую его амбициозность, могли впутать и в шашни антисталинских группировок в столичной элите, в том числе связанной с еврейскими националистами (читай — с зарубежными антисоветскими кругами).
Письменные объяснения Абакумова, направленные им Сталину 5 июля 1951 года, выглядели путанно. 11 июля постановлением ЦК Абакумов был снят с
17 июля Абакумов был арестован, а 21 августа 1951 года материалы следствия по делу Абакумова были впервые направлены Игнатьевым Сталину, Маленкову и Берии. При этом существенно, что до 12 февраля 1952 года следствие вела Главная военная прокуратура, а не МГБ СССР. Похоже, что таким образом Сталин хотел обеспечить объективность следствия. И если бы военные следователи, которым не было нужды оговаривать Абакумова, ничего не установили, вряд ли следствие так затянулось бы.
Сталин отправился на Кавказ 10 августа 1951 года. По официальным данным, он вернулся в Москву 22 декабря 1951 года, но по другим данным, он находился на Кавказе и в начале 1952 года. Во всяком случае, он не принимал у себя в кремлёвском кабинете никого до 12 февраля 1951 года. Причин отстранения Сталина от повседневного потока московских дел могло быть несколько, в том числе и та, что он тщательно изучал следственные дела Абакумова и ряда его подчинённых, арестованных вместе с Абакумовым.
Так или иначе, 12 февраля 1952 года Сталин собрал в 22 часа у себя Булганина, Берию, Маленкова, Молотова, Микояна, Кагановича и Хрущёва, то есть всё Политбюро кроме Ворошилова, Андреева и Косыгина. Отвлёкшись на пять минут на первого заместителя министра авиационной промышленности Дементьева, Сталин затем провёл жаркое совещание, на котором с 22.10 до 23.05 присутствовали и Игнатьев с Рюминым. Последние десять минут перед тем, как все разошлись, министр ГБ и его новый заместитель в сталинском кабинете отсутствовали. Похоже, разговор был у Сталина со своими ближайшими сотрудниками не для ушей даже двух главных тогдашних чекистов.
В ту ночь 12 февраля 1952 года и было принято постановление Политбюро об изъятии «дела Абакумова и его группы» из Прокуратуры СССР и передаче его в ведение МГБ СССР.
Начался новый этап в деле Абакумова, который продолжался год. В этот же период начинается следствие и по делу врачей из Лечебно-санитарного управления Кремля (ЛСУК).
27 октября 1952 года Сталин имел отдельный разговор с Маленковым и Берией.
3 ноября 1952 года Сталин долго беседовал наедине с Маленковым, а затем в присутствии Маленкова — с Игнатьевым и его заместителями Рясным, Гоглидзе и Рюминым.
12ноября 1951 года был снят Рюмин. 13 ноября он обратился с запиской к Сталину, из которой можно было понять, что Сталин был недоволен ходом следствия по делу Абакумова и делу врачей из Лечсанупра.
15 ноября 1951 года Игнатьев рукописнойзапиской докладывал Сталину о выполнении его указаний:
« Во исполнение Ваших указаний от 5 и 13 ноября с.г. сделано следующее.
1. Доставлена из Владимирской тюрьмы в МГБ СССР жена Кузнецова для допроса ее по поводу вредительства в лечебном деле и в преступных связях с работниками Лечсанупра Кремля.
2. К Егорову, Виноградову и Василенко (врачи из руководства ЛСУК. — С.К.) применены меры физического воздействия, усилены допросы их, особенно о связях с иностранными разведками…
3. Абакумов переведен из Лефортовской в Бутырскую тюрьму и содержится в ручных кандалах… Абакумов охраняется людьми, не знающими его, неизвестные ему…».
То, что «пытки» даже в МГБ Игнатьева не были нормой для следователей МГБ, между прочим, видно из следующего пункта записки Игнатьева: