С днем рождения, Мэри Поппинс
Шрифт:
— Вы имеете в виду мой зонтик с ручкой в виде головы попугая? — надменно уточнила она.
— Неужели вы думаете, что будет дождь? При такой-то жаре! — нервно хихикнул сторож.
— Я не думаю, я знаю, — заявила Мэри Поппинс. — Будь я парковым сторожем, — добавила она, — не стала бы тратить время на пустую болтовню, как некоторые! Вон там апельсиновая корка. Почему бы вам её не подобрать? — Она ткнула остриём спицы в ту сторону и не опускала её до тех пор, пока сторож не поднял корку и не отправил её в урну.
«Будь
— А не будь я сторожем, — проговорил он вслух, — давно бы уже открыл Северный полюс и посиживал с полярными медведями на льдине. Там хоть не так жарко.
Он глубоко вздохнул, опёрся на палку и умолк, разморённый жарой и охваченный полудрёмой.
— Хм! — громко хмыкнула Мэри Поппинс.
Голубь в ветвях дерева над её головой, всфтнутый этим восклицанием, шумно захлопал крыльями. В воздухе закружилось, медленно снижаясь, лёгкое пёрышко. Джейн протянула руку и поймала его.
— Какое оно щекотное! — поёжилась она. Потом повязала на лоб ленту и воткнула сбоку перо. — Я дочь индейского вождя Минне-ха-ха, что означает «Смеющаяся Вода, Струящаяся По Камням»!
— Ой-ой, не выдумывай, пожалуйста, — поморщился Майкл. — Джейн Кэролайн Бэнкс — вот ты кто!
— Это только снаружи, — настаивала Джейн. — А внутри я совсем другая.
— Съела бы за завтраком побольше булочек, вот и было бы у тебя внутри совсем по-другому! И потом, наш папа никакой не вождь. Значит, и ты не дочь индейского вождя Минне-ха-ха!
Майкла так и тянуло с кем-нибудь поспорить.
Но вдруг он и сам встрепенулся, встал на четвереньки и замер, устремив взгляд в заросли травы.
— Он близко! — дико вскрикнул Майкл, рухнул на живот и пополз, неуклюже дрыгая ногами.
— Вот уж спасибо, Майкл! Ловко ты меня лягнул! — сердито фыркнула Мэри Поппинс. — Кто ты сейчас? Цирковая лошадь?
— Не лошадь, Мэри Поппинс! Я следопыт, иду по следу в джунглях!
— Хе, джунгли! — усмехнулся сторож. — По мне бы, оказаться сейчас в снегах, на Северном полюсе.
— Если ты не перестанешь елозить животом по земле, Майкл, то след приведёт тебя прямиком в постель. Надо же, заполучить сразу двух глупых детей! И одного взрослого под стать им! — кивнула она на сторожа. — Всё время пытаетесь быть не теми, кто вы есть на самом деле! Один покоритель Севера, другой следопыт, третья Мини… ха-ха-ха — или как там тебя? Вы напоминаете мне ту самую Пастушку с её гусями и Свинопаса.
— Но это не гуси и не свиньи какие-нибудь! — обиделся Майкл. — Я охочусь на льва! Снаружи он, может быть, и муравей, а внутри настоящий лев!.. Ага! Я поймал этого пожирателя людей!
Майкл перевернулся и торжествующе поднял вверх нечто крохотное, зажатое между пальцами.
— Джейн… — начал было он и осёкся.
Джейн усиленно подавала ему знаки, указывая на Мэри Поппинс.
С Мэри Поппинс и впрямь происходило что-то странное. Вязание упало на плед, руки её лежали на коленях, а глаза были устремлены куда-то в неведомую даль — дальше парка, дальше Вишнёвого переулка и ещё дальше — может быть, за горизонт.
Осторожно, чтобы не побеспокоить её, дети подползли поближе. Парковый сторож плюхнулся на плед и, не мигая, уставился на застывшую Мэри Поппинс.
— Мэри Поппинс! — деликатно подёргала её за рукав Джейн. — Расскажите нам о той самой Пастушке.
Майкл доверчиво прижался к ней, чувствуя прохладу льняной юбки, и приготовился слушать. Мэри Поппинс мельком взглянула на детей и снова устремила свой взгляд в далёкую даль. Густая тень от шляпки падала ей на лицо, и не разобрать было, улыбнулась она или недовольно поморщилась.
— Да-а, день за днём… — раздумчиво начала Мэри Поппинс, и в непривычно мягком, тёплом голосе её не было ни одной стальной нотки. — День за днём сидела она на лугу в окружении своих гусей, от нечего делать расплетая и заплетая косу. Иногда она срывала ветку папоротника и обмахивалась им, как веером, воображая себя женой Лорд-канцлера, а то и вовсе принцессой.
Она сплетала из цветов венок, надевала его на голову и любовалась собой, глядя в зеркальную воду ручья. «Ах, — радовалась Пастушка, — глазки мои синие-пресиние — куда там луговым колокольчикам! А щёчки розовые, словно пёрышки малиновки! А уж ротик и носик — их и сравнить не с чем, такие они красивые!»
— Она прямо как вы, Мэри Поппинс! — воскликнул Майкл, опрометчиво оборвав её на полуслове. — Любуется собой…
Мечтательный взгляд Мэри Поппинс отвердел, и она свирепо посмотрела на наглеца.
— Я хотел сказать, Мэри Поппинс… — испуганно запнулся Майкл. — То есть я имел в виду, — заюлил он, — что ваши щёки розовые, как леденцы, а глаза… так и вовсе синее всяких там колокольчиков!
Взгляд её смягчился, на губах промелькнула довольная улыбка. Майкл облегчённо вздохнул, а Мэри Поппинс продолжала:
— Каждый раз, глядя на своё отражение, гусиная Пастушка жалела всех тех, кто был лишён этого прекрасного зрелища. Особенно ей было жаль пригожего Пастуха, который пас свиней по ту сторону ручья.
«Ах, почему я только снаружи простая пастушка? — сетовала она. — Была бы я на самом деле тем, чем кажусь, позвала бы Свинопаса. Но, увы, в душе я настоящая принцесса, и пастух мне не пара!»
И она с сожалением отвернулась. Вот удивилась бы она, если бы знала, о чём думает Свинопас!
А он тем временем тоже смотрелся в чистую воду ручья, любуясь своими смоляными кудрями, безупречным овалом лица и аккуратными ушками. Он искренне жалел каждого, кто не может полюбоваться на его отражение. Особенно жаль было ему гусиную Пастушку, которая и не ведала, что рядом с нею настоящий принц!