С днем рождения, турок!
Шрифт:
— А акцент был не искусственный? — уточнил я.
— Понятия не имею.
— А голос? Какой был голос?
— Голос как голос.
— Низкий? Высокий? Гнусавый? Чего-нибудь особенного в голосе не было?
— Эй, слушай! Я с ним и двух слов не сказала. Откуда мне знать, что у него было — насморк или грибок на ногах.
— Ахмед говорил с ним по-немецки?
— Он все время повторял «да».
— Когда был звонок?
— Вскоре после звонка Ахмед ушел.
Я поковырял пальцем в ухе, ожидая появления свежих мыслей.
Где-то должна быть зацепка. Где-то должен быть человек, который снабжал Ахмеда Хамула героином и который попытался сбить меня на своем «фиате».
— У тебя есть свежие газеты?
— Ты долго еще будешь тут торчать? — обозлилась Ханна.
— Пока не иссякнут все вопросы. Итак, я спрашиваю, у тебя есть свежие газеты?
— Нет.
Я взял парабеллум и подержал его над краем стола.
— Пойдем-ка в соседнюю комнату. Может быть, там найдется что-нибудь интересное?
— Зачем тебе эти гребаные газеты?
— Посмотреть, какой сегодня курс акций. Давай, двигай!
Ханна неохотно двинулась на кухню впереди меня, потом через прихожую прошла в другую комнату. Усатый все еще мирно спал.
Рабочий кабинет Ханны состоял из кровати размером два на два метра, укрытой блестящим атласным покрывалом небесно-голубого цвета, платяного шкафа и многочисленных шкатулок с выдвижными ящичками. На белом пластиковом столе лежали замусоленные порнографические журналы. Я взял один из них, полистал и бросил на место.
— Клиент может по журналу выбрать любую позу?
— Он может и схлопотать, если очень захочет.
Я отложил журнал в сторону.
— Итак, если есть газеты, дай их мне.
— Нет у меня никаких газет.
Я дернул дверцу шкафа и начал выбрасывать из него все шмотки. Ханна побелела от гнева. Она зыркала на меня горящими глазами, как кошка, готовая к прыжку.
Через какое-то время я уже выбрасывал из шкафа последние трусы и колготки. Шкаф опустел. Комната выглядела как корзина на распродаже белья и одежды в крупном универмаге.
— Кажется, ничего нет, — подвел я итог своих усилий.
Ханна Хехт не проронила ни слова.
Я стал выдергивать выдвижные ящички шкатулок и вытряхивать наружу их содержимое. Здесь были многочисленные тюбики губной помады, заколки для волос, дешевая бижутерия, письма, иголки, нитки. Все смешалось в одну кучу. Ничего интересного для меня не обнаружилось.
Вообще-то говоря, не факт, что газеты, из которых склеивали письмо с угрозой, должны находиться здесь. А может быть, выплывет что-нибудь такое, что сдвинет с мертвой точки мои поиски. Ханна говорит, что не знает партнера Ахмеда по торговле наркотиками, во что я не верю. Я надеялся найти хоть какую-нибудь зацепку.
Я просеивал ящик за ящиком и складывал их содержимое на пушистый ковер темно-красного цвета. Я взял пачку писем, внимательно изучая штемпеля. Это все были письма с давнишними датами. Большинство писем были присланы из маленького городка под названием Оммерсбах — по всей вероятности, родного города Ханны Хехт. Отголоски еще тех времен, когда Ханна могла обсуждать с подружками проблемы подростковых прыщей.
Вдруг я почувствовал себя мародером, обворовывающим мертвого, и отложил письма в сторону.
— Ничего интересного.
Ханна успокоилась и хладнокровно сказала:
— При первой же возможности я отрублю тебе твой поганый хвост. Это я тебе обещаю.
И я ей поверил.
В кухне что-то зашевелилось. Я взял парабеллум, прихватил Ханну и двинулся туда, где оставил официанта. Для верности я еще раз долбанул его по голове, и мы вернулись в спальню. По выражению лица Ханны было ясно, что ей до фонаря, что происходит с ее дружком.
Я сорвал с кровати небесно-голубое покрывало и швырнул его в остальной хлам, разбросанный по полу. Я еще не довел хозяйку спальни до точки кипения. Она молчала, сохраняя железную мину. Поскольку в мои планы не входило рушить еще и стены, я схватил мусорную корзину, из которой торчала рваная бумага. Я ее уже давно приметил.
Я перевернул корзину. Из нее посыпались окурки, презервативы, пустая банка из-под колы, журнал по вязанию, клочки вычесанных волос, и среди всего этого хлама валялась груда скомканных газет. Большинство были изрезаны. Я сдул с них пепел.
— Ну, фрейлейн, кто-то что-то, кажется, недоговаривает.
Я разложил газеты на развороченной кровати и достал блокнот и карандаш. Это была непростая задача: в одной руке я держал пистолет, в другой — карандаш. Многие буквы были вырезаны небрежно, и мне пришлось долго подгонять, в какую дырку вписывается та или иная. Я возился не менее получаса, пока все отверстия не заполнились соответствующими буквами. Это выглядело полной абракадаброй.
ВАПРЖДЛВОДЖЛЙУКЕШЩГЛСОФЭЫДАЛЬ ТЯЭЖ-ЧЛПРОРЖЫ ЛОЛИМЦУКХЗСДЛРЖДЭЖЫВДЛЧЧЖД-ЛЯЧЬБ ЖЛДФЖДОИЬТИ
Я ничего не понял из моей мозаики. Письмо с угрозой никак не складывалось из этих букв. На всякий случай я сложил газеты и сунул их в карман пиджака.
— Слушай, подруга, я уверен, что ты знаешь, с кем Ахмед имел дело. И ты за это получишь свое. Имей в виду, тебя ждет такая же участь, что и Ахмеда.
Ее веки устало набрякли над зрачками.
— Без понятия, о чем ты тут талдычишь, козел проклятый!
— Твое дело. Делай, что хочешь. Тебе уже почти нечего терять.
Продолжать разговор с ней было бесполезно. Ее невозможно было вывести из ступора.
— Тот, кто склеил из букв письмо, еще объявится. Я напишу тебе мой номер телефона. Может быть, тебе понадобится моя помощь.
Я нацарапал на обоях у изголовья кровати свой номер телефона. Как мне показалось, я принял остроумное решение. Не станет же она срывать обои.
— Зря теряешь время, — процедила Ханна.