С думой о России

Миловатский Валерий Степанович

* * *

Итак, при общении с природой надо не крушить и насиловать её «в интересах» науки, промышленности, житейской практики. Человек должен заговорить с природой её языком! Найти этот язык. В этом первейшая задача экологического подхода к природе. Чтобы найти этот «природный» язык – надо сначала свой человеческий язык привести в должное состояние: живоносное, благодатное, истинное – в состояние высокой духовности и целостности!

Жизнь слова

В языке всё должно быть на своём месте: возвышенные слова для молитв, неприхотливые житейские

слова для обыденного общения, научные термины для науки. Язык имеет различные уровни и слои, предназначенные для множества разнообразных сфер применения. Жизненно необходима иерархия страт (слоёв): каждый слой языка должен знать своё место и своё назначение. Присутствие в нём всей полноты, сохранение и уравновешенность страт живительно, благотворно влияет на весь язык в целом. Только при этом условии он может быть здоров, прекрасен, живоносен.

Язык похож на всё вбирающий в себя океан и, как и он, имеет в себе разные слои, течения, глубины и мелководья и, как океан, тоже не безграничен: он не в состоянии принимать и усваивать все отходы человеческой деятельности.

Высшая страта русского языка – церковно-славянский язык. Если шире войдёт в нашу жизнь церковно-славянский язык, если отношение к нему будет исполнено почитания и благоговения, тогда и в повседневной речи будет больше живости, красоты, разнообразия, благородства и благожелательности. И напротив, выпадение и разрушение высших страт языка сразу исказит глубинную иерархию ценностей народа и ввергнет его в бедствие, едва ли поправимое.

Церковно-славянский язык имеет ещё и то, ничем незаменимое значение, что исполняет роль эталона, камертона и даже ковчега, уберегающего русский язык и культуру, русский народ и его душу, его православную веру от распада. Фундаментальные исследования нашего замечательного филолога Н.И. Толстого в книге «История и структура славянских литературных языков» обосновывают это утверждение: без церковно-славянского языка у нас не было бы и нашего прекрасного и удивительного литературного языка. Поэтому нам следует свято сохранять церковно-славянский пласт нашего языка, как, впрочем, и литературный, религиозно-философский, научный и другие его слои.

* * *

Страдание и гибель слова случается прежде всего оттого, что на него смотрят как на нечто неживое, как на некий механизм, который можно сконструировать и смонтировать подобно технической поделке. Техницизм, рационализм в отношении к слову – наипервейший враг живого слова! Беда, что в слове часто видят лишь техническое средство связи, лишь некие информационные блоки, которые можно передавать по компьютерной связи. Надвигается роботизация и человека, и его слова.

Как всё живое, слово не собирается на конвейере, оно рождается. Здесь тоже действует закон: целое от целого. Слово – это целое. Новое слово появляется сразу целиком, а не по частям. Так, например, по свидетельству Н.Н. Страхова слово «нигилист» впервые появилось из-под пера Тургенева. Рождения этого слова ждали, но пока Тургенев не произвёл его на свет – его не было. Итак, слово появилось на свет. Теперь, как и всё живое, слово-младенец должно быть вскормлено в среде себе подобных, т. е. оно должно возрастать среди своих же единокровных слов-братьев – тогда будет его полноценное развитие. Среди слов-волков, слов-чужаков вырастет слово-маугли. Слово же должно вырасти словом, а не волчонком. Чтобы слово «достигло возраста мужа», нужны мудрые

воспитатели: слово мужает в добрых, умных, высокохудожественных текстах. Полноценные слова расцветают, как цветы, на родной почве своего языка, языка не загрязнённого, не зараженного, не опустошённого.

Слово должно созреть и дать плод, плод духовный. Слово возрастает под лучами духовного солнца. В живом слове, как во всяком плоде жизни, запечатлена энергия света. Плод слова – духовное делание, устремлённое к совершенству, прекрасная жизнь, которая в идеале ведёт ко Христу!

Но жизнь слова, как и всякая жизнь, увы, трудна. Не так просто слову оставаться и быть живым: много всякого может случиться с ним на его жизненном пути. Оно может и погибнуть. Как говорил о. Павел Флоренский, трудна «передача вещей и переживаний, жгучих по силе своей реальности и потому опаляющих слово, которое берётся облечь их собою». Слово может быть трагично, как и человек, произносящий его. Оно так же страдает от ущербности, нереализуемости, изломанности.

Слово стремится к индивидуальности самосознания, доходящей до полноты целостности, до личностности.

Нам надо любить слово, радоваться ему и жалеть как живое существо!

Из пламя и света рождённое слово»

^{(О природе в русской поэзии)}

Природа русская, какое волшебство в тебе, какая сила! Как любит твои просторы, твои леса и реки, твои небо и землю конь русской поэзии. О, конь мой летучий, конь сказочный-огневой, куда ты мчишься? Али не ведаешь, какой разбой творится на Руси, и всё летишь земли не чуя. Ах, друг сердечный, ты говоришь, что не всё разбой да визг, а есть и горнии луга, ключи и леса русской поэзии. Русский стих звучит не умирая… Ну так поехали.

Синеют горы: Бештау, Машук… Что за всадник в белом картузе скачет по горной тропе? Знойное небо над головой, над далями – до самых белоснежных гор слепит глаза. Ни единого облачка. Любимый Кабардинец привёз его на полянку на склоне горы. И здесь его убили! И содрогнулась «равнодушная» природа: налетела буря, смяла кусты, всклубила пыль. И что-то тёмное нависло над Машуком, загрохотало, засверкало, засвистало: вода и ветер обрушились на участников дуэли. А на траве, под струями дождя, лежал мокрый, убитый Лермонтов. И конь его сиротливо ржал и вздрагивал от раскатов грома… Природа бурей ответила на убийство Лермонтова и сокрушенно оплакивала своего любимца, знавшего как чувствует себя «малиновая слива под тенью сладостной зелёного листка», и как «пустыня внемлет Богу,» и как «звезда с звездою говорит».

Где это видано, чтобы природа убивалась о поэте? На Руси так! Поэт и природа слышат и понимают друг друга – едино они совершают свой подвиг перед Богом. С каких же пор это повелось? О, давно, со времён Киевской Руси.

Конь мой долгогривый, помчим на Киевскую Русь! Слышишь гул конницы? Это витязи князя Игоря скачут на половцев. Но природа предостерегает князя Игоря: «Солнце ему тьмою путь заступаше; нощь стонуще ему грозою птичь убуде; свист зверин въста близ. Див кличет…» [14]

14

«Слово о полку Игореве». М. 1978. С. 184. 112. 239.

Конец ознакомительного фрагмента.