С именем ветра
Шрифт:
В ответ послышался нервный вздох.
– Самые обычные мужские джинсы, рассчитанные на рост в шесть с половиной футов[18], которые таскает на себе пятифутовая девчонка. Ты и дальше собираешься сидеть в кровати и жалеть себя?
Мистраль огляделась по сторонам, на сбившееся одеяло, пустые пакеты от сухих завтраков, грязные чашки. В зеркало она не смотрелась пару дней, но догадывалась что на голове у неё гнездо, а лицо раздулось как подушка. Как Ральф догадался?
– Я не сижу в кровати и не жалею себя, - буркнула она после паузы.
– Тогда сейчас же впусти меня в
Мира обреченно вздохнула. Из всех троих, Ральф – самый невыносимый. Она выползла из кровати и поплелась к входной двери. За ней и правда стоял беззаботный Рэннальф, но рядом с ним был ещё и спокойный Гаррет. Практичный, замечательный, не выражающий никаких эмоций Гаррет с пакетами, полными продуктов. Ральф, не дожидаясь приглашения, протиснулся мимо сестры в квартиру, проследовал в спальню и громко присвистнул. Гаррет же дождался, когда Мистраль отступит в сторону, твердой походкой прошествовал к пустому холодильнику и стал молча разгружать в него пакеты.
Из спальни вернулся Ральф, с полным мешком (где он его взял?) упаковок и оберток, в свободной руке он нес столько грязных кружек, сколько смог захватить. Мира так и осталась стоять возле входной двери, безмолвно глядя на команду уборщиков. За спиной у неё открылась дверь, и она почувствовала, как над ней нависло что-то большое. Там стоял Иден в форменной синей куртке аварийно-спасательной службы со светоотражающими элементами. Он держал в руках вешалки с одеждой.
– Я зашел в прачечную, они сказали, что ты давно не забирала свои вещи, – прогудел он своим баритоном.
Это стало последней каплей, точнее последней каплей на сегодня, потому что за последние дни последних капель было много. Мистраль прошла по комнате, упала на диван и разрыдалась. Как же она любила их троих. И Шейна. Но на данный момент их троих всё-таки чуточку больше.
Гаррет сделал вид, что ничего не произошло и стал загружать посудомойку, Рэннальф снова скрылся в спальне, а Иден бросил одежду на пол, сел рядом с сестрой и обнял её за плечи своей огромной лапищей.
– Я всё испортила, - хлюпала носом Мира. – Всё было так хорошо, а я всё испортила.
Её лицо снова сморщилось, и она ткнулась лбом в грудь Идена. Он был самой удобной подушкой для слез во всём мире.
Гаррет включил чайник и насыпал кофе в четыре чашки, Рэннальф заканчивал со спальней, оттуда послышались звуки улицы: видимо брат проветривал комнату. Когда Ральф вышел из спальни, Рет поставил на столик в гостиной полные чашки, и они вдвоем уселись в кресла по бокам от дивана. Мира последний раз всхлипнула, отстранилась от Идена и сложила руки на коленях.
– Вы у меня самые лучшие, - выдавила она.
– Мы это знаем, - сообщил Ральф, потянувшись к одной из чашек. – Что ты собираешься делать?
Мистраль печально пожала плечами.
– Ничего. Жить дальше. Я наделала столько глупостей, что назад дороги нет.
– Ерунда, - пробурчал Иден, тоже взял кружку и откинулся на спинку дивана. – Ему сейчас не лучше, чем тебе.
– Ты не можешь этого знать.
– Могу.
– Иден ударил Шейна в лицо, - сухо констатировал Гаррет.
– Что? – потрясенно уставилась на младшего из братьев Мистраль. – Ид, как ты мог?
– Всё нормально, - как ни в чём ни бывало пожал плечами Иден. – Потом мы вместе пили пиво. Он еще держится только потому, что на него свалилась куча работы: презентации, авторские чтения. Если пропустит что-нибудь, то придется платить неустойку. Но как только всё это веселье закончится, он наверняка уйдет в запой.
– Так что оторви себя от кровати, приведи в порядок и исправь всё, что натворила, - важно добавил Ральф.
Мира широко распахнула глаза.
– Но как я это сделаю?
– Эту проблему тебе придется решать самой, - невозмутимо ответил Гаррет. – Мы не можем всё делать за тебя.
Иден распахнул куртку и достал из внутреннего кармана какой-то свёрток.
– И вот еще что, - сказал он, протягивая его сестре. – Он просил передать тебе. Сказал, что ему это всё равно не нужно.
Мира развернула грубую упаковочную бумагу и в её руках оказалась мягкая вязаная бирюзовая шапка с помпоном, а на пол к её ногам упали такие же перчатки.
У Шейна были паршивые дни. То есть паршивыми они были и раньше, но сейчас стали ещё хуже. Он страшно устал. Он постоянно чувствовал себя так, будто сутками разгружал вагоны с углем. От натянутой улыбки болели скулы. Неужели никто не видел, что в мешках под его глазами можно хранить зерно? Очевидно, нет. А если и видели, списывали это на бессонные ночи за написанием шедевра.
Шейну надоело снова и снова вслух зачитывать отрывки, снова и снова переживать моменты, которые теперь остались в прошлой жизни. Он устал выслушивать напыщенные хвалебные речи мужчин и восторженный визг женщин. В другое время, с другой книгой Шейн купался бы в лучах славы, но сейчас он в них тонул, и не могу спастись.
Очередное авторское чтение в одном из книжных магазинов Ислингтона перетекло в автограф-сессию. Очередь людей делала несколько изгибов и, казалось, никогда не закончится. Шейн брал книгу, спрашивал имя поклонника и ставил на внутренней стороне обложки подпись с широким росчерком. И, конечно, вымученно улыбался. Люди называли его улыбку романтичной. Женщины не переставали западать на эту улыбку, каждая считала себя той особенной, которая сможет зажечь свет в сердце меланхоличного автора. Какая самонадеянность с их стороны.
Наконец автограф-сессия подходила к концу, толпа поклонников уменьшалась, пока в зале не осталось три особенно настырных человека. Две девушки и парень дожидались Шейна, видимо, чтобы навязаться в сопровождающие. Ну конечно, только этого ему и не хватало. Шейн надел пальто и вышел из магазина, на ходу заматывая шарф. Поклонники нагнали его и остановили на улице возле входа, чтобы еще раз выказать своё восхищение. Шейн слушал их вполуха, оглядываясь по сторонам в поиске путей к отступлению, и тут его взгляд упал на девушку в яркой бирюзовой шапке и таких же перчатках. Она стояла немного поодаль, прислонившись к стене книжного магазина, в распахнутом пальто, грубых ботинках на тракторной подошве, со стаканчиком кофе в руках. Сердце Шейна пропустило удар. Он узнал её сразу.