С историей на плечах
Шрифт:
Так случилось и у нас. Владимир Иванович охотно вспоминал свою жизнь, и тут же перебивал себя рассказом о находках в Интернете.
— Представляете, вошел в Сеть и задал поиск по своей фамилии, набрал «Владимир Ярцев» и нажал «найти», — тут он повернулся к компьютеру и начал манипулировать с ним.
— И что? — спросила я.
— Сейчас, сейчас, — Владимир Иванович опять сосредоточился на поиске чего-то интересного ему. — Вот, — показал он мне на монитор, где завертелся то ли логотип какого-то сайта, то ли клип и следом поплыли виды города, снятого с высоты. — Это Апатиты. А теперь слушайте, — он включил звук, и я без труда узнала мелодию песни, знакомой мне с детства, которая сопровождала сменяющиеся на мониторе картинки.
«Апати-и-иты, знамени-и-итый — заполярный городо-о-ок» — выводил мягкий тенор.
— А при чем здесь вы? — вырвалось у меня.
— Да, время бежит… — Ярцев грустно посмотрел на меня. — Апатиты — мой первый город. Я проектировал его — и как приятно видеть теперь в натуре то, что было тогда на кальках. И песню эту, его музыкальную визитку, — тоже я написал, она каждое утро открывает новый день этого города.
— Как проектировал? — спросила я, и тут же поняла, что с самого начала нашего знакомства сбивало меня с толку.
Виной тому все то же мое предубеждение: богема… А Ярцев оказался нормальным технарем, как и я, — вот откуда мне так близок и понятен его мир, весь строй его интеллекта, склад души. Соединение знаний из таких сухих наук как, например, строительная механика, с творческим темпераментом, сделавшим из него выдающегося композитора, было мне, научному работнику в области общей механики, знаком духовного родства. Ведь и науку делают энтузиасты, одержимые вечным поиском, вечной неуспокоенностью, закваской к которой служит та же поэзия, что и в любом созидательном деле. В конце концов, когда пришла пора изменить темп жизни на более щадящий, то Ярцев, как и много других технических специалистов, всецело отдался художественному самовыявлению. Мои жизненные наблюдения дают повод утверждать, что у истинно одаренных людей так и должно быть. Именно технари, отошедшие от основной профессии, или сочетающие ее, и перешедшие в другой пласт отражения действительности — словом, кистью, звуками, вышиванием, — составляют костяк авторов журнала «Стожары».
Обо всем, что касается деятельности Владимира Ивановича как архитектора и как композитора, можно прочитать в прилагаемой статье. А в этом очерке я хочу рассказать о том, какой он человек.
Ярцев оказался юно увлекающимся, распахнуто щедрым, азартным. Он пел для меня, показывал умение имитировать музыкальные инструменты, комментировал наигрываемые мелодии из спектаклей, даже читал понравившиеся ему стихи. А самое замечательное — он строил планы.
— У какой-то «жоржетты», для которой, откликнувшись на ее слезные просьбы, я писал песни на ее стихи, уже вышло три своих сборника. А у меня до сих пор нет ни единого, — возмущался он.
— Это при том, что вы занесены в Книгу рекордов Гиннеса, — поддакивала я. — Но все поэты и композиторы нынче издаются за свой счет. Вы об этом не думали?
— Думал! — воскликнул мой собеседник, красноречиво поведя огромными миндалевидными глазами, и только теперь я поняла, что вся его ирония, затопившая предыдущие сетования, направлена не на безымянных «жоржетт», а на самого себя. — Голова моя стоеросовая. Думал, конечно! А вот с чего начать?
— А давайте запишем вас в «Стожарах», с этой передачи вы и начнете.
В то время я вела на Днепропетровском государственном телеканале — ДТРК — литературно-просветительскую программу «Стожары», утвержденную в министерстве по моей концепции. И хотя ответственным по ее выпуску был назначен штатный редактор студии, творческая инициатива всецело принадлежала мне.
— С какой передачи? — насторожился Владимир Иванович.
— Назовем ее, например, «Детские песни Ярцева», — принялась я импровизировать. — Или «Песни Ярцева о городах». А?
— О городах — это хорошо! — подхватил он и, загибая пальцы, начал тут же вспоминать, сколько у него есть песен о городах.
— А детские-е…
— Нет-нет, для них надо искать детей-исполнителей. Где я их возьму? — он уже был во власти идеи. — О, даже списка собственных песен у меня нет!
Мне показалось, что он нарочно хохмит, сгущает краски, и я рассмеялась:
— Тогда начните со списка.
Время пролетело быстро, материал для статьи я набрала. Даже мое неожиданное предложение снять Ярцева в «Стожарах» как бы не осталось висеть в воздухе — мы решили, что я прокручу за кадром песню «Город вечной зари», которую Владимир Иванович написал в честь 200-летия Днепропетровска, в ближайшей передаче о Селезневе, тем более что Михаил Сергеевич был автором текста. Передача о Михаиле Сергеевиче приурочивалась к его 80-летию, и поздравление песней было как нельзя более кстати. Я попросила у Владимира Ивановича кассету с записью, и он мне любезно дал, предупредив, что она у него единственная.
— Я верну в тот же день, как мы запишемся, — пообещала я.
— А вы делаете дубликат передачи для себя?
— Не всегда, чаще записываю дома с эфира. А что?
— А то принесли бы и показали, как у вас получилось подарок от меня Селезневу сделать.
— Ой, — я всплеснула руками. — Тогда мне придется срочно статью писать.
— Почему?
— Чтобы не ездить дважды. Заодно покажу вам ее наброски.
— Можно не торопиться со статьей, — Владимир Иванович достал лазерный диск, покрутил его в руках, затем, словно решился после долгих раздумий, протянул мне: — Возьмите. Это подарок от меня.
— Что здесь? — невольно вырвалось у меня.
— Дома услышите.
… Колонки, включаемые по большей части, когда на компьютере ставились игры для моих племянниц, разносили по квартире звучание неповторимого ярцевского голоса, бархатного, обволакивающего, дурманящего любовью к жизни, к родной земле:
Отцветет да поспеет на болоте морошка,
Вот и кончилось лето, мой друг,
И опять, он мелькает листопад за окошком,
Птицы желтые вьются вокруг…
Волнующие стихи Николая Рубцова довершали впечатление от песен, непередаваемое словами. Хотелось плакать и лепетать что-то признательное, нежное, беспомощное. Порыв был непреодолимым. Под аккомпанемент музыки на душу ложилась печаль слов о вечном прощании, вечном расставании, сопровождающем человеческую зрелость:
Мы с тобою как разные птицы.
Что нам ждать на одном берегу?
Может быть, я смогу возвратиться,