С любовью, Луков
Шрифт:
Я не могла встать. У меня не получалось.
Моя лодыжка…
— Господи, Жасмин, ляг, блядь, обратно! — закричал мне в лицо Иван, накидывая что-то мне на плечи и прижавшись грудью к моей руке, пока я запоздало осознавала, что наша музыка продолжала играть. Звучала композиция из «Ван Хельсинга».
Я была ужасно взволнована данным фактом, хотя и не подала виду. Но очень радовалась, что Иван выбрал именно эту композицию. Конечно же я немного побурчала по этому поводу, но только потому, что это уже вошло в привычку.
— Не пытайся встать! — снова прикрикнул на меня мой партнёр,
— Просто дай мне попробовать, — пробормотала я. Казалось, что мой мозг функционировал с задержкой в тридцать секунд, так как слова выходили из меня позже, чем требовалось. Я попыталась перевернуться и пошевелить ногой, но боль...
— Прекрати, мать твою, прекрати! — рявкнул Иван, опустив левую руку и обхватив мою коленную чашечку, слегка поглаживая бедро.
Его рука дрожала.
Почему у него трясутся руки?
У меня не получалось встать. Никак.
— Жасмин, ради бога, не пытайся встать, — в очередной раз наорал на меня Иван, шаря своими руками везде и нигде одновременно, но я не была в этом уверена, потому что ощущала лишь кровь, ревущую в моих ушах, и боль в голени, которая становилась все сильнее и сильнее.
— Все в порядке. Дай мне минуту, — пробормотала я, пытаясь поднять пострадавшую ногу, которую Иван удерживал, сжав мое бедро до боли.
— Хватит, Жасмин, прекрати, — потребовал он, зажав рукой мое колено. — Нэнси! — закричал мой напарник.
Я же продолжила пялиться на свою ногу.
Что-то с ней было не так.
Я что-то сделала со своей лодыжкой.
Нет.
Нет, нет, нет и нет.
Я даже не поняла, что распахнула рот, пока Иван хрипло не прошептал мне на ухо:
— Не смей плакать. Ты меня слышишь? Ты не будешь плакать на людях. Контролируй себя. Поняла? Ни слезинки, Жасмин. Ни единой слезинки. Ты меня слышишь?
Я с трудом втянула в себя воздух, мои глаза остекленели, и все стало размытым.
Меня трясло?
Почему мне казалось, что меня вот-вот вырвет?
— Не смей этого делать, — снова прошипел парень, обнимая меня за плечи. — Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь стал свидетелем твоих слез. Постарайся, малыш, просто держись...
Я не понимала, что именно Иван говорил, но почему-то затаила дыхание. И не дышала даже тогда, когда на льду появилась тренер Ли, быстро пробираясь мимо фигур, в которых я узнала Галину и еще одного тренера. Они толпились рядом, окружая меня.
И задавали вопросы. Мне хотелось ответить им, но Иван ответил за меня.
Потому что я не могла дышать. Не могла говорить. Не могла плакать.
Все, что у меня получалось — это смотреть на свою лодыжку и думать, думать, думать.
Я облажалась.
Я все испортила.
Это конец.
Глава 19
— Ну и что, по-твоему, ты делаешь?
Я резко остановилась на выполнении упражнения в сто восьмой раз. Можно было не оглядываться, чтобы понять, кто там стоит. Я узнала бы этот раздражающий, снисходительный и властный голос из тысячи. Только у одного человека с такой легкостью получалось вывести меня из себя, всего
— Занимаюсь своими делами. Тем, что ты не умеешь, — пробормотала я, продолжая тренировать те немногие мышцы пресса, что у меня остались.
— Жасмин, — снова резко произнёс Иван.
Не обращая на него внимания, я вернулась к скручиваниям, искоса заметив, как он закрыл за собой дверь.
И успела выполнить еще один подъем к тому времени, как парень подошел ко мне. Его большие ноги в ярко-синих кроссовках остановились в нескольких сантиметрах от меня.
Я даже не собиралась смотреть на него. Но чётко знала, на что пялился он. Иван изучал не мое тело, покрытое потом, и уж точно не свободные баскетбольные шорты, принадлежавшие моему брату и сидевшие высоко на моих бедрах. Тот факт, что на мне был надет только спортивный бюстгальтер, не имел ничего общего с тем, на чем сосредоточился мой партнёр.
Иван смотрел на гипс на моей левой ноге. Ее я положила на подушку рядом с правой, которая была согнута в колене. Каждую минуту моей жизни чёрная манжета напоминала мне о том, как я облажалась, и что сделала это по-крупному.
Я повторила еще четыре скручивания, глядя прямо в потолок.
А затем сглотнула так сильно, что заболело горло.
За последние две недели я проделывала этот трюк столько раз, что удивлялась, как еще могу говорить. Не то чтобы я много общалась с тех пор, как меня выписали из больницы. И почти ничем не занималась, только тренировалась в своей комнате, смотрела видеозаписи наших с Иваном тренировок и спала.
Кончиком кроссовка Луков ткнул меня в ребро, но я не обратила на это внимания.
— Жасмин.
— Иван, — произнесла я, стараясь, чтобы мой голос звучал так же непреклонно, как и его.
Он снова задел меня. И снова я никак не отреагировала.
Иван вздохнул.
— Ты собираешься остановиться, чтобы мы могли поговорить или как?
— Или как, — ответила я, заставляя себя отвести от него взгляд.
Не стоило удивляться, когда он быстро присел на корточки рядом, придвинувшись настолько близко, что игнорировать его оказалось невозможно. К сожалению. И когда я подняла корпус, чтобы сделать еще одно скручивание, Иван мягко надавил ладонью на мой лоб — так, что мне пришлось опуститься обратно на спину.
Оглядевшись вокруг, я сосредоточилась на потолочном вентиляторе.
— Хватит уже, Пончик, — попросил парень, продолжая удерживать руку на моей голове.
Я подождала секунду и попыталась подняться, но он, должно быть, предвидел это, потому что мне не удалось оторваться от пола ни на миллиметр.
— Достаточно, — повторил Иван. — Перестань. Поговори со мной.
Поговорить с ним?
Слова Ивана вынудили меня повернуться в его сторону и бросить взгляд на лицо, которое я не видела больше двух недель. Эти черты я привыкла наблюдать шесть дней в неделю, по какой-то причине превратившиеся в полноценные семь из-за дополнительного времени, которое мы проводили вместе. И его же я видела в последний раз рядом с собой, когда сидела на смотровом столе, слушая, как доктор говорил мне о том, что в лучшем случае у меня получится встать на ноги только через шесть недель.