С любовью, Рома

Евстигнеева Алиса

— Сочув… — начал первый из моих собеседников, но вдруг прервался на полуслове, изогнув брови. — Что, та самая?

— Какая «та самая»?! — неожиданно хором уточнили мы с моим бывшим соседом по парте. При этом он стал мрачнее тучи, а я вконец раскраснелась, пытаясь мимикрировать под цвет розовых стен.

— Заткнись, — с чувством велел старшекласснику Рома, хорошенько пихнув того локтем в бок.

— Ну уж нет! — хохотнул Стас. — И упустить возможность отомстить тебе за то, что ты на всё утро ванную занял? Фиг тебе, сорок минут ожидания могут быть искуплены только кровью!

Они

несли какой-то бред, а я судорожно просчитывала пути отступления, при этом жадно ловя каждое услышанное слово. Было что-то странное в их общении. Вроде бы и спорили, но меня не покидало ощущение, что слишком многое в их противостоянии так и осталось не озвученным. А ещё им не было никакого дела до меня, чем я и решила воспользоваться, чтобы сбежать с места преступления. Но стоило мне сделать шаг назад, как Стас мгновенно схватил мою ладонь и начал трясти, словно благодаря за что-то.

— Выражаю искреннее восхищение человеку, сумевшему довести нашего Ромочку до белого каления…

— Нарываешься! — грозно прорычал «Ромочка» и попытался вырвать из ладони парня мою руку, но тот лишь сильнее вцепился мне в запястье.

— Вы дебилы! — прошипела я и сама начала выдирать свою руку из их пальцев.

— Ещё какие, — вдруг поддержал меня второй из старшеклассников, появившийся за спинами парней, и, ухватив обоих за затылки, попытался столкнуть их лбами, под звонкий смех близняшек. Краем глаза заметила Кирилла, стоявшего в стороне и с некоторой долей испуга поглядывавшего на меня, словно подозревая в том, что я сходу выдала всем окружающим его секрет.

Рома зло скинул руку Дама со своей головы…

В общем, не знаю, чем бы закончилась эта мизансцена, если бы не звонок, прокатившийся по школе.

— Мама вас убьёт, — довольно заметила одна из девочек, после чего все невольно пришли в движение. Стас с Дамом схватили по детскому рюкзаку и, подгоняя девочек, помчались в сторону кабинетов начальной школы. Кирилл тоже ойкнул и унёсся в противоположном направлении.

Мы же с Черновым неожиданно зависли: его пальцы продолжали сжимать моё запястье, порождая кучу неловких эмоций. Мы оба уставились на место соприкосновения и… Рома резко разжал руку и даже в сторону отскочил, как если бы ему опять стало противно. Он даже пару раз сжал-разжал кулак, явно не веря в то, что умудрился коснуться меня.

С шумом втянула в себя воздух, дабы не разреветься прямо там. Я была не из самого ранимого десятка, но такое пренебрежение к собственной персоне ранило.

А потом оба вспомнили:

— Геометрия! 

И сверкая пятками побежали в сторону кабинета математики, при этом пару раз неудачно столкнувшись друг с другом на поворотах. До ужаса хотелось начать ругаться, но оба упорно молчали, лишь зубами от напряжения скрежетали.

Уже возле пункта назначения зависли на какое-то мгновение, не желая уступать дорогу друг другу. В итоге Рома дёрнул дверь на себя, а я беспардонно влетела в кабинет, почти тут же натолкнувшись на недовольное выражение лица Ирины Владимировны:

— Романова!

Я невольно застопорилась, с ужасом осознавая, что с начала года это было уже моё третье крупное опоздание. Как назло, Чернов решил тоже

ускориться и… влетел мне прямо в спину, в результате чего я не устояла на ногах и мы с ним повалились прямо на пол. Перед всем классом.

*** 

Мы сидели на подоконнике напротив директорского кабинета и нервно болтали ногами в ожидании Галины Петровны. 

Шанс отделаться малой кровью был вполне реален, если бы в момент нашего феерического падения кто-то не заорал в матерной форме всё, что думает о другом. Выяснить, кто это был, так и не удалось, ибо орали оба и в голос. 

Рома смотрел перед собой взглядом, способным испепелить всё живое. Поразительно, как это у него ещё дым из ушей не повалил. Я же жалась к стене, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться, и кусала губы. Это был мой первый вызов к директору, и если честно, то я бы предпочла, чтобы его не было. Нет, наказания и ругани я не страшилась, но вот перспектива того, что кому-то взбредёт в голову вызвать родителей в школу, несколько пугала. Последний раз, когда мама предприняла попытку посетить родительское собрание, закончился прескверно. К счастью, дело было в начальной школе, поэтому событие это успело стереться из памяти свидетелей за давностью лет. А я вот помнила. Помнила и с ужасом ждала, что однажды ей захочется вновь провернуть этот фокус. 

— Вот какого ху… дожника ты лезешь не в свои дела? — вдруг зло подал голос Рома.

Я даже моргнула... заторможенно так, до последнего не веря в то, что он решил свалить всю вину на меня.

— Это я лезу не в свои дела?! — взвилась, возмущённо изогнув брови.

Можно подумать, это я, а не он вклинился в разговор со Стасом. 

— Ты разговаривала с моим братом! — абсолютно невпопад предъявил Чернов.

Я растерянно почесала кончик носа и даже спрыгнула с подоконника, а уже потом вспомнила про Кирилла. 

— Лучше б спасибо сказал, — рассерженно процедила, — ему же тяжело здесь! 

— Кому?! — фыркнул Рома и тоже спрыгнул с подоконника, недовольно скрестив руки на груди.

— Брату твоему! Он… — тут замялась, не зная, говорить ли ему о случае с гопниками. По ходу дела, мой бывший сосед по парте не отличался излишним сочувствием к окружающим. — Он не хочет, чтобы ты знал… но его какие-то пацаны прессуют. Класс шестой-седьмой… я видела.

Чернов уставился на меня во все глаза:

— Седьмой класс?! — противно усмехнулся он. — Прессует? Кого? Его? Что за дичь! В жизни большего бреда не слышал. У тебя вообще, что ли, крыша поехала?

Стоило ли объяснять, почему шутки на тему моей адекватности всегда воспринимались мною крайне болезненно? Слова Чернова остро прошлись по раненому самолюбию и, повинуясь вспышке гнева, моя рука взметнулась вверх и… проехалась по его чёлке, безжалостно её сминая.

Рома как ошпаренный отскочил на метр. И судя по его взбешённому виду, до сегодняшнего дня я ровным счётом не знала ничего о его гневе, ибо всё, что было до этого… было так, детским лепетом.

— Никогда. Не. Смей. Трогать. Меня, — проговорил он, едко выплёвывая каждое слово и убивая во мне всякую радость от того, что сумела его взбесить.