с любовью, Смерть
Шрифт:
А вот ты бесновалась. Для тебя это словно было игрой.
Верно. Раз ты здесь, значит, это — решение опекающего тебя Совета, потому что в любых других областях ты можешь быть действительно опасна с новым даром.
И если провалишься на задании ты — тебя все равно инициируют. Потому что это единственный способ получить от тебя то, ради чего тебя и "создавали". Прости за это слово.
Хотя… ты меня не слышишь, моя леди.
Я скучаю, Арис. Невыносимо. Я теряю тебя третий раз. Третий. Первый — в аварии, второй — за непробиваемой
"Многоликая смерть". Моя "многоликая смерть".
Ведь мы избавились от коллекции, а ничего не изменилось. Ничего не возвращается, Арис.
…а помнишь, как ты выпрыгнула следом из окна за убегающей душой? Я чуть не поседел от страха, испугался, что разобьешься. Летел за тобой следом, едва замечая ступени. Как раз вовремя, чтобы опознать тип души, которую ты пыталась отнять от тела.
Мы потом еще пошли съесть по мороженому в ближайшее кафе. Ты смеялась и говорила, что я хоть и жуткий зануда, который явно тебя терпеть не может, но жизнь тебе все же спас.
А я смотрел в медовые глаза… И, кажется, тихо ехал крышей. Мне казалось, что я изменяю тебе… с тобой. Это была другая Арис. Совершенно. И в то же время — та самая. По крайней мере, отзывалась во мне ты прежними чувствами. Даже в чем-то более яркими — у новой Арис не было заморочек, что так раздражали меня в первой, зато было что-то, цепляющее еще сильнее.
И да. Это я попросил назначить нас напарниками. Потому что только так я мог быть за тебя спокоен. Я не хотел тебя снова потерять.
Я просто не мог тебя снова потерять…
А теперь — что мне остается в мире, разлетевшемся на осколки?
В мире, где я своими руками погубил ту, которую люблю дольше жизни.
Глаза взрезала яркая белизна, пропитанная сотнями сияющих диодов. От боли я вновь прикрыла веки, заставляя себя заново прочувствовать тело. Попыталась приподняться на локтях. Не вышло — мышцы не слушались.
Больница? Но что я здесь делаю? Что со мной случилось?
Не помню.
Мои руки мне не принадлежали. На кривой механике я попыталась дотянуться до стакана с водой, стоящего на тумбе, но не вышло тоже. Лишь перевернула. Лужа быстро впиталась в ковер, я хотела выругаться, но и это не получилось…
Что произошло? Авария? Что-то еще? Я ведь ничего не помню.
Почему я ничего не помню?
Я неумело попыталась нащупать пульт вызова врача, но вместо него наткнулась на чью-то макушку. С трудом извернувшись, я смогла рассмотреть лишь всклокоченные светлые волосы…
Владелец их тут же вскинул голову и вскочил на ноги, растерянно улыбаясь.
— Кто вы? — прошептала я. Губы слиплись. Голос сорвался на хриплый сип. Я откашлялась и повторила попытку.
Молодой человек вздрогнул, одарил меня взглядом таких незнакомых кошачьих глаз… и обнял — одновременно и порывисто, и нежно, словно боясь доломать то, что еще оставалось
— Я вас знаю? Зачем я здесь?
Парень отстранился, медленно провел ладонями по моим рукам, будто желая удостовериться, что я настоящая, задержался на запястьях.
— Ты… — Он отпустил меня как-то нехотя, почувствовав, насколько я растеряна. Мне было дико и страшно, я не понимала, почему этот человек так себя ведет, но силы не хватало даже чтобы оторвать голову от подушки. — Как ты себя чувствуешь?
— Кто вы? — вновь прохрипела я. Халата на нем не было. Лишь рубашка поверх футболки. — Вы не доктор.
— Верно, — грустно усмехнулся он, — я не доктор, я — идиот. Сейчас все будет. — И зажал на пульте красную кнопку вызова. После чего решительно направился к двери, но застыл на пороге.
— Только один вопрос. Это очень важно. Как твое имя?
Я нахмурилась. Молчала память, молчало все, не подавая сигналов.
Но имя было.
— Арислана.
Зеленоглазый продолжал вглядываться в меня, будто пытаясь увидеть мои мысли. В палате повисла пугающая тишина. А что если он сумасшедший? Почему вообще его ко мне пустили?..
Что если это вовсе не больница, а его лаборатория, и…
Он вдруг улыбнулся — искренне и обезоруживающе, разбив любые страхи, и произнес непонятное:
— Серые. Ну надо же…
— Что? О чем вы?
Но он, кажется, меня не услышал.
— Впрочем… К медовым же я привык, значит, и к серым привыкну. Какая, в конце концов, разница, какого цвета будет твой укоризненный взгляд, когда мы встретимся снова?
И выскользнул из палаты за секунду до того, как галдящим потоком ее заполонили доктора, задержался на несколько мгновений по ту сторону стекла, едва заметно махнул мне рукой и исчез совсем. Только легче не стало.
Звуки голосов, писк приборов, шаги и звон — все слилось в оглушающий монотонный гул. Я снова проваливалась в сон и из последних сил хваталась за тонкие нити сознания, боясь не вернуться.
Я блуждала по хрупким островкам собственной памяти. Замирала у края, вглядывалась во тьму внутри себя, не понимая, не зная, есть ли там что и что я хочу там увидеть…
А из тьмы на меня смотрели знакомые зеленые глаза.
…и уже не так страшно было падать.
ЭПИЛОГ
— О, повелительница душ, владычица царства мертвых, моя темная госпожа, позволь слуге твоему верному обратиться…
— Ран, уймись, — отмахнулась я, не отвлекаясь от ящиков. — Сто сорок пять, сто сорок шесть…
— Я просто тебе чай принес. — И напарник водрузил на стол большую кружку, с которой на меня пялилась жуткая фотография нашей пары. Нет, Ран отлично получился, он всегда хорошо получается на снимках, а вот я…
— …сто сорок семь. Без сахара? — стараясь не отвлекаться, уточнила я. Сто сорок восемь.