С мертвого никто не спросит
Шрифт:
«Ну, ты, парень, и размечтался», — подумал Реймонд, прижимая к груди бумажный пакет.
— Пойдем вместе? — как только они выехали на Ист-Джефферсон, спросил его Хантер.
— Нет, я пойду один, — ответил Круз и, помолчав, добавил: — Кстати, Мэнселл вооружен. Раз он отстреливался от албанцев, значит, у него есть из чего стрелять.
26
Сэнди, в майке с портретом Берта Паркса и атласных спортивных трусах, ходила по гостиной и, нервно разрывая
— Ты бегаешь трусцой? — спросила ее Морин.
Сэнди удивленно посмотрела на сержанта уголовной полиции. Та сидела на диване; в скромном темно-синем пиджачке и серой юбке она была похожа на монашку — разве что, как решила Сэнди, в ее неприметной коричневой сумочке не молитвенник, а пистолет.
— Шутите? Бегаю трусцой… И парусным спортом не занимаюсь, и в гольф не играю. Надо же, бегаю ли я трусцой!
— У тебя прекрасная фигура, — заметила Морин. — Вот я и решила, что ты, наверное, занималась спортом.
— А как же! Бегаю в туалет каждые десять минут после того, как у меня побывал ваш приятель, лейтенант Круз. А больше мне никакого спорта и не надо.
Девушка встала с кресла, прошла в столовую и вскоре вернулась.
— Будь вы на моем месте, что бы вы сказали Клементу? — спросила она.
— То, что велел лейтенант Круз, — ответила Морин. — Ты передала пистолет Мистеру Свити, так как побоялась его выбросить.
— Так оно и было.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться.
— Он обязательно спросит, приходили ли сюда копы. Обязательно!
— Ну и прекрасно. Ответишь, что я заходила. Спрашивала, видела ли ты у Клемента Мэнселла пистолет. Ты ответила, что нет. Вот и все, больше тебе ни в чем признаваться не придется. Не надо ничего усложнять.
— Вы не знаете, на что он способен.
— Его не знаю, но с ему подобными сталкивалась не раз, — сказала Морин.
Сэнди подошла к окну и посмотрела в сторону реки.
— Один из них, которого мы отправили в окружную тюрьму, до сих пор мне пишет, — продолжила сержант. — Называет меня своей подругой по переписке. Мне кажется, что, когда он выйдет на свободу, а это произойдет лет через семь, он захочет, чтобы мы были вместе.
— Клемент сидел по-настоящему всего один раз, — сказала Сэнди. — Он много раз получал небольшие сроки, но в настоящей тюрьме для серьезных преступников отсидел всего около года. Говорит, что никогда туда больше не вернется. И я ему верю. Господи, что он опять задумал? Он такой… непредсказуемый. Однажды мы поехали с ним в Пайн Ноб — там выступали «Олман Бразерс». В общем, там все упились пивом, бесились, как ненормальные, тянули косяки… Один парень предложил ему затяжку, а знаете, что сделал Клемент? Выбил косяк у парня из рук, как будто парень его сын, и так сурово посмотрел на него. И все время, пока выступали «Олман Бразерс», Клемент махал руками, отгоняя от себя дым. Иногда, знаете, Клемент ведет себя как старичок.
— Наверное, ты его очень любишь, — сказала Морин.
Сэнди отвернулась от окна.
— Попробовала бы я его не любить!
Взгляд девушки затуманился, рот приоткрылся, а губы медленно скривились в улыбке.
— На самом деле он — прелесть, — сказала Сэнди. — Боже, а какой он в постели… Думаю, что свое прозвище Дикарь он получил именно за это. Когда у него встает, его и палкой не прошибешь. — Сэнди мечтательно покачала головой, но потом перевела взгляд на Морин и спросила: — А вы чему улыбаетесь?
— У меня в таких делах тоже есть опыт, — ответила Морин. — Знаешь, я девять лет прослужила в отделе преступлений на сексуальной почве… Там было на что посмотреть. Некоторые случаи были совсем курьезные.
— Боже, там же, наверное, было так интересно! — сказала Сэнди. — Наверное, имели дело со всякими насильниками и извращенцами, да?
— Ага. В огромных количествах. Причем извращенцами оказываются люди, на которых никогда не подумаешь, что они способны на такое…
— Наверное, учителя… священники?
— Ага. Среди них столько эксгибиционистов…
— Эксгибиционисты — это которые распахивают пальто, а под ним ничего нет?
— Профессионалы вырезают на своих трусах переднюю часть, — ответила Морин. — Помню, поступил к нам звонок об изнасиловании в мэрии: мужик затащил секретаршу на лестницу, сорвал с нее одежду и изнасиловал. Мы попросили ее описать насильника, спросили, запомнила ли она какие-нибудь особые приметы. Она ответила, что запомнила очень маленький, просто детский, пенис.
— Тоже мне насильник, — разочарованно произнесла Сэнди. — Так вы поймали его?
— Мы составили список всех мужчин, которые когда-либо нападали на женщин, — ответила Морин. — Но для того, чтобы выявить среди них того, кто совершил преступление, нам надо было их всех проверить. Ну, ты понимаешь как.
Лицо у Сэнди мгновенно просветлело, глаза заискрились.
— Ага. Вам пришлось измерять им члены. — Девушка нахмурилась. — А какие члены считаются очень маленькими? — спросила она.
— Подожди, — сказала Морин. — Осмотр подозреваемых должен был производиться так. В комнату приводят подозреваемого, а один из наших сотрудников велит ему снять штаны.
— И вы их всех видели?
— Ну, нескольких. А вообще во время следствия мы осмотрели где-то полторы сотни пенисов. Точнее, сто пятьдесят семь.
— Ух ты! — радостно воскликнула Сэнди. — Сто пятьдесят семь! — Вдруг она задумалась: — Погодите-ка. Девушка сказала, что у насильника был маленький член. А по сравнению с чьим? Ведь у ее хахаля мог быть шланг до колен. Вы хоть это учли?