С моей-то рожей
Шрифт:
– То есть как?
– Я слишком долго культивировал свое одиночество, в котором хоть и оттачивается перо, однако разрушается сердце. Человек не может жить один. Лучшим подтверждением этой истины является тот факт, что, едва повзрослев, человек испытывает потребность найти себе пару. А я слишком долго не желал принимать эту истину...
– Но теперь вы ее приняли, Жеф, и это главное!
– К сожалению, слишком поздно.
Правильные черты ее детского лица исказила гримаса отчаяния.
– Не
– Ты могла бы быть со мной!
– Но, Жеф! Неужели вы так изменились ко мне после вчерашнего признания?
– Нет, значение имеет то, в чем ты как раз не хочешь признаться...
Она мгновенно побагровела, открыла рот, чтобы что-то сказать, но, не найдя слов, отвела взор.
Большая стрелка моих часов сделала еще один маленький шажок вперед. До рокового мгновения оставалась ровно четверть часа. Если же пиротехник совершил малейшую погрешность, то...
– Объяснитесь, Жеф!
– Ты ломала со мной комедию, Эмма!
– Жеф! – с укоризной произнесла она, стараясь смотреть мне прямо в глаза, однако не смогла долго выдержать мой взгляд. Внезапно меня охватила жесточайшая паника. Буквально заколотило от страха. Это не был страх близкой смерти. Я испугался, что не успею сказать ей все, что хотел. Прежде чем отправиться в небытие, необходимо было любой ценой уничтожить ее морально. Мое мужское самолюбие, моя человеческая тоска требовали компенсации.
– Ты сыграла со мной жестокую шутку. Ты всего лишь грязная потаскушка! Перед смертью я хотел бы тебе сказать, что наивного дурака в моем лице больше не существует.
Я цедил эти слова сквозь зубы, крепко зажав в пальцах десертную вилку.
Побледнев, она встала.
– Я запрещаю вам оскорблять меня!
Она собралась выйти из-за стола, но я удержал ее.
– Ради Бога, сядь на место!
Она послушалась, глядя на меня злыми глазами.
– Вы считали меня гениальным дураком, не так ли, Эмма? Человеком без дома, имени, лица! Вместо того чтобы сжалиться над моей бедной рожей, вы по очереди старались выжать из меня все до последней капли. Так вот, я хочу, чтобы ты знала, что все кончено. КОНЧЕНО! Я выходу из игры и шлю всем вам большой привет!
– Вы не уедете, Жеф!
Вечный и неизменный предмет для беспокойства: мой отъезд. В момент, когда я переступил порог этого дома, мой отъезд не давал им возможности спокойно спать, их заботило одно – любой ценой удержать меня, удержать, чего бы это ни стоило. Они считали меня дурачком, которого всегда можно было уговорить засесть за сочинительство!
– Нет, Эмма, я уеду, но туда, где до меня никто не доберется. Там я смогу показать свое истинное лицо и назвать свое настоящее имя!
– Что вы собираетесь предпринять?
Она была слишком хорошим игроком, чтобы тратить время на пустопорожние
– Я скоро умру, Эмма, – произнес я, бросив взгляд на часы: без семи минут девять. Я хотел сообщить ей о том, что она умрет вместе со мной, но это надо будет сделать позднее. Я чувствовал, что не смогу удерживать ее насильно, если она в панике попытается спастись. Я хотел увидеть ее полный ужаса взгляд.
– Мое решение окончательное и пересмотру не подлежит. Но я должен сделать тебе одно признание, признание, которое касается непосредственно тебя...
Мне показалось, что она стала таять у меня на глазах. Возможно, ей в голову уже пришла страшная догадка. Видимо, все можно было прочитать на моем лице.
– Что такое?
Я улыбнулся.
– Еще не подошло время сказать тебе об этом.
Нам оставалось жить четыре минуты. Мне это казалось целой вечностью, которая гораздо длиннее сорока пяти лет, уже проведенных мною на этой нелепой планете.
Четыре долгие минуты, чтобы вдыхать в себя жизнь полной грудью, впитывать ее всеми порами. Четыре долгие минуты, чтобы насладиться изменениями, которые произойдут в ней от ужаса. Четыре минуты, чтобы научиться умирать...
– Жеф, мне страшно!
– Именно этого я и добивался!
Она вновь вскочила, и снова я окриком заставил ее сесть.
– Что вы затеяли?
– Нечто достойное, на мой взгляд, твоих собственных затей!
– Почему вы опять бросили взгляд на часы, Жеф? Я хочу знать! Я требую, чтобы вы мне сказали! Я...
– Замолчи и давай немного сосредоточимся.
– Почему я должна это делать? Что все это значит? Немедленно объясните!
Большая стрелка часов показывала без двух минут девять... Две минуты!.. Нет, надо еще чуть-чуть подождать...
– Потерпи немного, скоро узнаешь.
– Вы издеваетесь надо мной! Вы сошли с ума!
– Нет, все гораздо проще: я принимаю все, ты понимаешь? Я все принимаю! Мои несчастья, твое убийство, твой обман!
Она вскричала:
– Мой обман?!
– Да, Эмма. Я принимаю и месье Гино вместе с его смазливой рожей хлыща.
В тот же момент она преобразилась, вновь превратившись в чистую, полную достоинства женщину, какой я ее поначалу считал.
– Господи, да это же недоразумение, Жеф! Почему вы сказали, что вам все известно?
Я почувствовал, как ледяной холод сдавил мне сердце. Взгляд Эммы обволакивал меня, и в нем я увидел истину. ИСТИНУ!
– Хоть ты и вообразил себе, что знаешь все, я тем не менее должна тебе сообщить: Эрве мой брат!
Я словно получил удар в солнечное сплетение, утратив способность воспринимать ее дальнейшие слова.