С неба – в бой!
Шрифт:
Через двадцать минут Скарабей миновал кирпичные сараи с обвалившейся крышей и в предрассветных сумерках въехал в густой березняк, широкой полосой обрамляющий заводскую окраину. Он не рассчитывал сразу встретить здесь клиента, но решил на всякий случай лишний раз не провоцировать судьбу – остановил машину метрах в ста от опушки, вылез на свежий воздух, прислушался.
Ночной лес оживал. Зазвучали первые птичьи голоса. Прощаясь с темнотой, далеко, на пороге слышимости, гулко прокричал филин. Из низины донесся дружный лягушачий хор. Но никаких звуков, свидетельствующих о том, что
Это ничего не значило. С одной стороны, могло свидетельствовать о том, что он ошибся, с другой – наоборот, должно было вселить некоторые сомнения. В полной тишине порой таится опасность.
Скарабей прошел несколько метров вперед, посветил фонариком на колею грунтовки, еще не заросшей травой. В одном месте, на выезде из неглубокой лужи, отчетливо отпечатался след протектора. Скарабей наклонился, провел пальцем по кривым очертаниям, отштампованным на сырой глине резиновой печатью импортной шины. След очень свежий! И, похоже, это иномарка. Только нельзя понять главного: уехала эта машина вперед, по направлению к белецкой трассе, или стоит где-нибудь невдалеке, укрытая в густом березняке?
Скарабей поднялся, постоял неподвижно несколько минут. Хотелось курить, но табачный дым в лесу слышен порой за несколько километров, что может его запросто демаскировать. Сейчас больше нельзя допустить ни малейшей оплошности.
Грунтовка уходила в глубь березняка. Видимо, там, вдалеке, она и смыкалась где-то с белецкой трассой. Но до шоссе довольно далеко – здесь совершенно не слышен гул моторов. А по асфальтированной дороге и ночью идет движение. По крайней мере за то время, пока он ждал, наверняка проехала бы пара машин.
Заметно посветлело. Очертания стволов стали еще более четкими.
Скарабей залез в салон, аккуратно прикрыл ветровые окна и все-таки закурил, жадно затягиваясь. Он еще не освоился в этой машине. Ее придется вскоре бросить где-нибудь в овраге, предварительно тщательно уничтожив все свои отпечатки с руля, приборной панели, дверных ручек, рычага переключения передач.
Он оглянулся на заднее сиденье. Там стояли три большие, туго набитые сумки, с которыми обычно ездят «челноки». Странно… В этом есть какой-то диссонанс, несоответствие. Такая навороченная тачка и сумки «челноков»!
Скарабей вышел из машины, открыл дверцу, залез на сиденье. Достав свой маленький фонарик, открыл молнию на первой сумке и заглянул внутрь. Узкий луч с точностью беспристрастного свидетеля осветил груду предметов, вспыхнувших золотым блеском. Скарабей вздрогнул, словно прикоснулся к скоплению нечистот. Его рука, уже протянувшаяся вперед, чтобы потрогать блестящую массу украшений, сама собой остановилась на полпути и медленно опустилась вниз…
В этот момент тишину утреннего леса прервал приближающийся звук автомобильного мотора.
Разговор с Каштаном продлился полчаса.
Бывший авторитет, сидя на водительском сиденье, подробно рассказал о том, что нужно дальше делать, нарисовал несколько вариантов дальнейших действий.
– Если тебя тут возьмут, отправишься напрямую в белецкий СИЗО. Там тебе отобьют почки резиновыми дубинками и заставят подписать несколько признательных показаний. Например, о том, что ты замочил этого комитетчика, поскольку еще с юности относился к нему с ненавистью. И так далее, в том же духе… В Москве тебя тоже могут взять. Но там будет проще. У вас есть деньги, наймете хорошего адвоката. Он тебя обелит и вытащит на волю. Тем более что ты ни в чем по сути не завязан. Жертва обстоятельств, так сказать. Не более того. А вот тебя, красавица, будут допрашивать серьезно. Подозреваю, правда, что бывшие покровители Антиквара прикроют все разговоры о его делах. Они там сейчас страшно боятся клейма «оборотней в погонах». Так что тебе бояться нечего. Ты, как говорится, не при делах.
– Мне вообще-то нужно участвовать в похоронах мужа. Я представляю, какая в столице начнется суета. И меня будут многие искать. Но я понимаю…
– Даже и не думай, – прервал Каштан. – В Москве есть кому позаботиться об Антикваре. Теперь о насущном… Машину сейчас подгоним к краю леса, разделим деньги и разойдемся. Если она тебе, красавица, так дорога… Как память, допустим… Я могу загнать ее в один гараж как раз у завода. Там мои «быки» когда-то, лет пять назад, прятали угнанные иномарки. Да, друзья, занимался я и такими делами! Ключ у меня, кажется, сохранился. Постоит там тачка несколько месяцев, пока эта бодяга утихнет. А потом можно и вывезти в Москву. Как такой вариант?
– Мне она не нужна, – устало произнесла Анна. – Давайте оставим на краю леса.
– Ну что ж, как скажешь, – Каштан посмотрел на часы. – Все вроде обговорили, пора двигать. Запомнили, как идти?
Востряков кивнул. Анна отвернулась, промолчала.
– Ну тогда давайте делить бабки. Если там, красавица, действительно миллион «евриков», то будет разумно, если вы мне выделите пятую часть. А то я нищ. Все мои пластиковые карты, наверное, уже недействительны. Счета заблокировали. В общем, этой суммы мне на первое время хватит. Отлежаться, так сказать. На большее не претендую! – Каштан поднял вверх руки.
Семен ничего не сказал. Достал сзади дипломат, прикрытый ворохом каких-то газет, попытался открыть замки.
– Ты не сможешь, там код. Давай мне сюда.
Востряков протянул девушке черный кожаный дипломат. Она наклонилась, передвинула колесики кодового замка, открыла крышку.
Каштан присвистнул, увидев ровные пачки европейской валюты, стянутые банковскими бумажками.
Анна небрежно вытащила два ряда пачек, бросила их на пол, прямо под ноги Каштану.
Тот улыбнулся:
– Ох уж эти женщины! Всегда надо показать свой норов. Пакетика у вас нет, ребята? Как-то не хочется тащить такое богатство завернутым в свой пиджак. Смешно, знаете.
Анна открыла сумочку, достала полиэтиленовый пакет, вытащив оттуда стопку каких-то документов.
– Ну вот и славненько, – резюмировал Каштан, укладывая свою долю. – А теперь поехали!
Скарабей едва успел отогнать «БМВ» в сторону с грунтовки и заглушить мотор, когда за стволами деревьев показался контур приближающейся «Феррари». Сердце его часто забилось. Он не ошибся!