С Новым годом, с новым счастьем!
Шрифт:
– Остановись, пожалуйста, Доминик, – позвала она, сдерживая голос, чтобы не привлечь внимания окружающих.
Он остановился, обернулся к ней и ехидно поинтересовался:
– Зачем? Чтобы поговорить? Лично я терпеть не могу людей, которые тратят время, посмертно производя вскрытие своих отношений. – И пошел дальше, а она опять почти вприпрыжку побежала рядом, поскольку его длинные ноги мерили путь шагами куда легче, чем ее.
– Я не могу оставить себе кольцо, – произнесла она. – Забери его. Наверняка оно стоило кучу денег.
– Так и есть, – спокойно ответил он, остановившись
Она никогда не сомневалась, что он человек жесткий, что под обаятельной внешностью скрывается стальное ядро. Пару раз она видела эту сталь в действии – когда он имел дело с неприятными ему людьми. Он с ними беседовал, но в его голосе постоянно слышался запрет, некое напоминание, что им не дозволено переступать определенные границы.
«В бизнесе существует один-единственный закон, – сказал он ей как-то раз полушутя-полусерьезно. – Это закон джунглей. Я веду честную игру, но, если кто-то пытается встать на моем пути, я считаю необходимым показать, кто хозяин».
– Кольцо мне не нужно, – ответил он ей сейчас с улыбкой, от которой мурашки побежали у нее по спине. – Оставь его себе как сувенир. Как очередной скальп у тебя на поясе.
– Ты не понимаешь, – пробормотала Кэтрин, переминаясь с ноги на ногу. Ей ужасно не хотелось отпускать его – и так же не хотелось признавать, что другого выхода у нее нет.
– Полагаю, – произнес он все с той же грозной улыбкой на губах, не обращая внимания на ее умоляющий тон, – что мне еще повезло. Ты по крайней мере не авантюристка, гоняющаяся за чужими деньгами. Ты никогда ничего не принимала от меня. В свое время меня это восхищало. Среди богатых мужчин вряд ли найдется такой, который не поддастся чарам равнодушной к деньгам женщины.
– Да, твои деньги никогда меня не волновали. – Хоть это было правдой.
Он сунул руки в карманы и устремил на нее немигающий взгляд. У него были удивительные глаза. Редкого, насыщенного зеленого цвета. Глаза, которые могли сверкать, которые могли смотреть на нее и сквозь нее, проникать в такие глубины, о существовании которых она и не подозревала. Так ей, во всяком случае, казалось.
– Может, твой интерес крылся в чем-то другом? – мягко спросил он. – Может, ты хотела доказать самой себе, что способна завоевать такого мужчину, как я?
– Нет, конечно, нет! – пылко возразила она. – Как ты мог такое подумать!
– Я пытаюсь найти ответы на парочку вопросов, Кэтрин. Будь паинькой и сделай мне такое одолжение.
Сердце ее колотилось в груди со страшной скоростью. Как будто удары молота раздавались внутри, как будто там работал паровой двигатель, вытягивая из нее силы и дыхание. Очень медленно она опустилась на ближайшую скамейку – отчасти потому, что ноги не держали ее, отчасти для того, чтобы можно было не смотреть на Доминика. Сидя, она сможет уткнуть взгляд куда-нибудь еще. В нескольких метрах от них было что-то вроде пруда, и она сосредоточила все внимание на нем.
На противоположном берегу расположилась мамаша с двумя маленькими детьми. Малыши, играя в мяч, оказались у самого края воды, и
– Я понимаю, ты, должно быть, считаешь, что безразличен мне, но это не так, – произнесла она, глядя прямо перед собой.
Небезразличен, подумала она, Боже, что за неподходящее слово для описания моего чувства к тебе. Чувства, которое состоит из тысячи оттенков, тысячи эмоций, чувства, которое меня переполняет и делает меня тем, что я есть.
– Какое великодушие с твоей стороны.
– Но все равно я не могу выйти за тебя замуж. Я никогда не смогу за тебя выйти. Мне с самого начала не следовало с тобой встречаться.
Это тоже было правдой. Поначалу она была слишком опьянена, чтобы задумываться над последствиями своих поступков. В мире мрака он стал внезапным, ярчайшим лучом света, и ее повлекло к нему, как бабочку к огню. Все было таким новым, таким сказочным, все, что происходило, происходило ради нее. А ведь она привыкла считать себя будничной и невзрачной, мысль о ее серости вколачивали ей в голову с тех пор, как она вообще научилась понимать.
– Ты всегда будешь ничтожеством, – твердила, не переставая, мать. – Ты слишком серая мышка. Совсем как твой отец. Я могла бы заполучить любого, но выбрала его – и вот, взгляни, что он со мной сотворил.
Почти с самого младенчества она усвоила, что сходство с отцом – это преступление, за которое ей никогда не будет прощения, и мать напоминала ей об этом так часто, что Кэтрин в конце концов научилась отключаться, как только поднимался этот вопрос.
Доминик пробудил ее к жизни. Он увидел ее – и она расцвела под взглядом этих умных, сексуальных, проницательных зеленых глаз.
– Почему это? – язвительно осведомился он. – Почему тебе не следовало встречаться со мной?
– Я не имела на это права. Я была настоящей эгоисткой.
– Прекрати говорить загадками. Если у тебя есть что сказать, почему бы не сказать это прямо?
– Мы не подходим друг другу, – беспомощно проронила она.
– Чушь.
– Мы совсем непохожи.
– Мне ни к чему зеркальное отражение собственного «я». Нарциссизмом я не страдаю.
– Я вовсе не это имела в виду!
Она начинала терять нить собственной логики. Нужно было просто оборвать все это, заставить его уйти, но какая-то частичка внутри ее не хотела, чтобы он уходил с дурными мыслями о ней. Неужели это тоже эгоизм?
– Я совсем не эффектная женщина, – попыталась она объяснить, что имела в виду. Она и вправду не была эффектной, только пыталась казаться такой. Воспользовалась гардеробом Эммы и носила ее одежду, распустив волосы, – и ей это нравилось, но это была не она. Ее яркая внешность родилась из страха и отчаяния, из острого желания увидеть как можно больше, пока такая возможность не ускользнула. Ее можно было сравнить с парашютистом, который изо всех сил зажмурился и шагнул вниз. Наверное, люди внизу посчитали бы ее смелой, но она-то знала, какой ужас гнездился в ее душе.