С одиночеством в душе...
Шрифт:
– Заглядывать лучше в глаза, в них больше правды.
– В ваших я вижу пустоту.
– Может так оно и есть, но хочется надеяться, что вы не правы.
– Почему?
– Пустота признак отсутствия интереса к жизни, но меня жизнь интересует. У меня есть близкие люди: друзья, которые мне не безразличны.
– А женщины?
– И женщины тоже.
– А я, например?
Он повернул голову и мельком взглянул на нее, а потом снова стал смотреть на дорогу.
– Вы интересная женщина. И внешне привлекательна и не глупа.
– Но я вас не интересую?
– В том смысле, если
– Ого, – произнесла она, – достаточно откровенно, а если я обижусь на такое отношение?
– Это ваше дело. Вы спросили, я ответил. Зачем буду лукавить.
– А почему?
– Именно потому, что с вами придется жить, общаться, как на вулкане, не известно когда все взорвется.
– Я не взрываюсь, я умею управлять эмоциями.
– Я это понял, но знаете, иногда надо дать выход эмоциям. Вы слишком практичны и с вами придется всегда быть в напряжении.
– Ну а как же другие?
– Это их дело. Может быть им это нравится, этакий экстрим.
– А вам нет?
– А мне нет. Я его испытал уже по полной.
– И вам хочется тихой спокойной жизни.
– Да, хочется. Хочется домашнего уюта. Хочется прогнозируемости в отношениях, а главное не хочется быть объектом или средством для достижения чьей-то цели. Хочется понимать и быть понятым, да много чего хочется, то что так удерживает мужчину и женщину, чтобы жить вместе. И эта сила основана не на материальной основе. Вот вы когда последний раз плакали?
Его вопрос несколько ошарашил ее.
– Не помню.
– Вот видите, а слезы – это дождь эмоций. Вы гасите эмоции, сдерживая слезы.
– Жилетки не нашла, – сказала Татьяна грустно.
– Да и не искали, – и чуть помолчав, добавил, – у вас иные цели.
– Откуда вам знать?
– Это верно, не откуда, но заключения основываются на том, что слышу.
– Вы же сами сказали, что правду надо видеть в глазах.
– В ваши глаза я не заглядывал.
– И не надо, во всяком случае, пока.
Он взглянул на нее и промолчал. Остаток пути они проделали молча. Каждый думал о своем, не пытаясь высказать мысли вслух, не стараясь обнажить свою душу. В них было общее – одиночество. Даже находясь среди людей, они оставались внутри себя. Это понимали оба. Они были опытными одиночками, которые умели ценить жизнь, но каждый видел ее в зависимости от прожитых лет и накопленного опыта. А он у них был разный.
Так они доехали до ее дома. Она показала дом, где жила и когда он остановил машину у подъезда, повернулась к нему:
– Надеюсь, не очень обременила. Спасибо.
– Мне тоже было интересно. Частичная откровенность бывает полезнее.
– Чем?
– Своей частичностью, – улыбнулся он ей впервые за все время поездки, – что-то стало лучше видно, но что-то осталось и для себя. Может быть будет легче общаться в дальнейшем.
– Посмотрим.
Они попрощались, и на этом их сближение закончилось. Правда, в дальнейшем при встречах он стал более внимательным и не столь прямолинейным. Это она отметила и даже улыбалась себе – это был маленький шажок вперед.
Прошло не менее двух недель со времени со дня совместной поездки. Время летело, но на лицо был явный застой в отношениях. В прежних ситуациях она еще на ранней стадии общения бросила бы эту затею, но пройдя путь, отступать не хотелось. В отношениях с другими мужчинами была явная, реальная цель, что-то получить, в этой ситуации она не хотела ничего материального, это было просто самолюбие. Но Татьяна стала за собой замечать, что оно странное это какое-то у нее самолюбие. Оно не говорило, что это для того, чтобы доказать себе, что она успешна, уверена и владеет искусством соблазна. Ее самолюбие нашептывало, что оно хочет быть замеченным, что она не просто нужна, она хочет быть замеченной им, именно им.
В один из дней позвонила Олеся и радостно сообщила, что Кирилл сделал ей предложение, и предложила отметить это событие. Они договорились о встрече в одном из клубов в пятницу.
«Ну вот, скоро и поговорить будет не с кем. Олеся, простая, милая женщина, получила то, что хотела. А что я? А я – это я. До финиша еще далеко и устроить свою жизнь успею. Бывают периоды грусти, но это не страшно, это просто хандра. Без мужского внимания не останусь. Но вопрос в том, что все это внимание иногда надоедает. Завидую я ли я Олесе? И да, и нет. Да, потому что человек счастлив, радуется, что есть он, единственный мужчина, а нет потому что понимаю, что сразу наступает ограничение в свободе действий, а я к этому не готова. Мысли остаются, но не всегда можно высказать их вслух, не обидев другого. Все прикидываются, что все для него или нее открыто. Ну да. Только молодые, глупые купятся на это. Все равно ни он, ни она не скажут всего того, что думают, и правильно, важнее сохранить то, что получили, чем дать выход мыслям, которые не всегда важны. Я еще не готова. Я слишком независима, чтобы сложить свою свободу к чьим-то ногам. Слишком велика цена.
Они встретились с Олесей в ночном клубе около восьми вечера. Татьяна видела, как та счастлива и излучает радость.
Обсудив житейские дела и поболтав о своем женском, Олеся спросила:
– А как тот работник? Как с ним?
– Малые сдвиги, но каких – то реальных результатов нет.
– Тань, а может ну его? Зачем он тебе? Может быть тебе тоже замуж?
– Да пока он и не нужен, так интересно, что дальше будет. И за кого замуж? – она обвела взглядом зал, – мужчин здесь не мало, но интереса в качестве мужа никто не представляет. Да и другая я, ты же знаешь.
– Да, – вздохнула Олеся, – другая с виду. А внутри?
– И внутри другая.
К их столику подошел мужчина, уже не первый за вечер, но они отправили его назад. Бояться было нечего, так как это была не просто тусовка, этот клуб был спокойным и охрана следила за порядком. Ближе к полуночи, Олеся заметила:
– Мне пора. Сейчас заедет Кирилл, мы тебя довезем.
– Не надо.
– Ты что, остаешься?
– Посижу еще. Завтра выходной, торопиться некуда. Я доеду, езжайте.
Это было не первый раз, когда она уезжала спокойно домой одна. Когда позвонил Кирилл, и сообщил, что приехал, Олеся еще раз уточнила, поедет ли она с ними, но получив отказ, попрощалась и ушла. Татьяна посмотрела ей вслед, и ей стало грустно, сама не знала почему, может быть потому, что уходила частица близкого человека. Она теперь будет другой, – размышляла она.