С открытым лицом
Шрифт:
В течение недели я безуспешно искал работу: возможно, мой внешний вид в то время был не слишком обнадеживающим. В какой-то момент мой новый знакомый убедил меня отказаться от желания стать официантом: «Зачем работать, есть другие способы прожить». Среди них были мелкое воровство, мелкое мошенничество, ростовщичество, контрабанда сигарет.
В качестве ночных заведений мы выбрали Cantinone, Io Zanzibar и другие бары в портовой зоне. Он всегда пил, а я составлял ему компанию. Но в определенный час даже последние бары закрывались. Тогда мы садились
Тем не менее, я не стал жить воровством и мошенничеством. Я нашел несколько более легальных способов заработать минимальную сумму денег, необходимых для выживания. Я распространял газеты в газетных киосках, работал «подпольным» грузчиком, то есть без членства в профсоюзе, иногда подрабатывал в ресторанах на свадебных приемах и тому подобное.
Проблема, однако, заключалась в том, что я сам постепенно погружался в алкоголизм. Я был физически силен, но уже начинал ощущать тревожные симптомы. Мой друг, с другой стороны, был определенно болен. Врач дал ему метедрин[14], чтобы отбить желание пить: в результате он больше не мог спать. И он заставил меня тоже бодрствовать. Поэтому я тоже начал принимать метедрин.
Это был адский период, когда я дошел до грани крайнего душевного смятения. Чтобы спастись, я чувствовал, что должен цепляться за писательство. У меня странный опыт, говорил я себе, я хочу записать его и подумать о нем: так я начал заполнять множество тетрадей всем, что я делал и чувствовал. В остальном моя жизнь также имела приятные и интересные стороны. Я жил на виа Пре, в квартале контрабандистов и проституток. Многие из них были друзьями, добрыми, даже ласковыми. Они смотрели на меня как на существо из другого мира: странного парня, который пишет и часами сидит над книгами. Потому что в то время, помимо заполнения тетрадей, я читал все — от Кестлера до Керуака, от Бодлера до «Малого дневника» Эко.
У меня также был роман со студенткой, дочерью сицилийского грузчика. Ее звали Мария, она была миниатюрной девушкой с длинными душистыми волосами и глубокими черными глазами. Я часто подходил и ждал ее по дороге из вечерней школы. Думаю, я был влюблен в нее почти год.
Наступил день, когда мой друг больше не мог выносить алкоголь и метедрин. Он упал в обморок и был госпитализирован. В тот вечер я оказался без него, бродя по Генуе, и начал задаваться вопросом, в чем смысл опыта, который стал лишь разрушением для меня.
Ладно, чему я должен был научиться, я научился, сказал я себе. И я решил, не раздумывая, закончить эту главу в своей жизни.
За тот год я научился очень многому. Реальности маргиналов, психологии искусства выживания, опасной притягательности саморазрушения и, прежде всего, глубокому чувству солидарности, которое можно передать людям в отчаянный момент жизни.
В течение нескольких часов я решил изменить салю жизнь. На том этапе, на котором я находился, это было не очень сложно.
Мне вспомнился разговор, который я затеял с геодезистом из Italsider в баре возле порта: «Ты, парень с такими странными интересами, — сказал он мне, — знаешь ли ты, что в Тренто открывается новый социологический университет? По-моему, тебе стоит туда поехать, это то, что тебе нужно».
Я вспомнил то интервью, и мне понравилась идея Тренто. Я даже не знал, что такое социология, но для меня Тренто соответствовал образу гор. И потом, это было далеко от Генуи.
Я побежал в больницу, чтобы попрощаться со своим другом. У него не было ничего, кроме щедрости. Но и этого было много. Я поблагодарил его
«Я закончил здесь, я ухожу, не знаю куда, не знаю, что делать, но я ухожу», — сказал я ему. Я обнял его с большой нежностью, пообещав, что мы еще увидимся. И, лёгкий как перышко, я сел на поезд до Тренто.
Тренто как Беркли
В настоящее время существует мнение, что университет Тренто был преддверием 68-го года и кузницей того подрывного движения, которое должно было вылиться в «Красные бригады». Это так только отчасти, потому что для меня 68-й не был годом, прожитым с особой интенсивностью, и в «Красных бригадах» сходились и другие компоненты, помимо трентинского. Но об этом мы поговорим позже.
Однажды вечером в июне 62-го я приехал в Тренто с пятьюдесятью тысячами лир в кармане, с определенной страстью к литературе, ничего не зная о политике, не говоря уже о социологии. Поскольку я уже привык не ложиться спать, я начал бродить по городу, который, в отличие от Генуи, был необычайно чистым и опрятным. Разрисованные дома, ухоженные клумбы, залитые лунным светом горы — все это казалось мне раем. Это место для меня, решила я мгновенно.