С первой леди так не поступают
Шрифт:
Правительство наложило арест на его банковские счета, и то, что носит изящное название запасного варианта жилья, Бойс подыскал за рекой, в Росслине, расползающемся во все стороны районе сплошь застекленных многоэтажных зданий, на отнюдь не богемном вашингтонском левом берегу, где большинство пешеходов работают в многочисленных оборонных учреждениях, а таксисты родом из стран, крайне разочарованных внешней политикой США.
Там было не так уж плохо, хотя некоторое время пришлось привыкать к жизни без обслуживания номеров. В газетах появились сделанные снаружи снимки мотеля, помещенные рядом с фотографиями
Бойс одним ухом слушал, как строит козни команда его юристов, которая занималась подачей ходатайств и подготовкой плана защиты перед лицом зловещих и неопровержимых доказательств. Но, как ни старался Бойс во всё это вникать, никакого интереса к собственному делу он не испытывал. Конечно, его не прельщала перспектива провести пять лет в тюрьме, в кругу жертв плохих адвокатов. Но он не мог думать ни о чем, кроме как о Бет и Животике.
Судья Голландец все-таки не взял Бет под стражу, но, решив перестраховаться, приказал посадить ее под некое подобие домашнего ареста. Судебным исполнителям было приказано «охранять» дом в Кливленд-Парке, где она жила. Так что теперь вокруг нее сомкнулось двойное кольцо федеральной охраны: с внутренней стороны — агенты Секретной службы, а с внешней — неуклюжие мужчины в ветровках. Вечерами, разговаривая по телефонной линии, которая, по их мнению, наверняка прослушивалась, Бет с Бойсом мрачно шутили о том, как они вдвоем пытаются прорыть туннель.
По утрам Бойс приезжал на такси, за которым следовали по меньшей мере два фургона, битком набитых операторскими группами с телевидения, и вместе с Бет отправлялся в суд на одном из автомобилей ставшего еще более длинным кортежа. Бет выходила у парадного подъезда. Бойс сидел в машине вместе с высокомерными агентами Секретной службы и смотрел заседание суда по переносному телевизору. В перерывах Бет возвращалась в машину, стоявшую в подвале здания суда, и выслушивала его замечания. Как сказал бы тот корреспондент, они действовали необычным образом.
Бет вызвала для дачи показаний куратора Белого дома Ф. Дикерсона Твамба. Предполагалось доказать, что при столь благоговейном отношении к американским серебряным изделиям восемнадцатого века она ни в коем случае не воспользовалась бы одним из них, чтобы проломить башку своему мужу. Правда, это не исключало вероятности того, что она с удовольствием воспользовалась бы каким-нибудь менее ценным тупым предметом.
— Ну как? — спросила Бет, сев в машину со своими папками и блокнотами в руках. Следом сел верный Влонко.
— Меня беспокоит этот свидетель, — сказал Бойс. — Откровенно говоря, похоже, он тебя недолюбливает.
— Ты просто не знаешь этих кураторов. Они думают, что это их Белый дом, а всех первых леди — за исключением Джеки Кеннеди, — считают переживающими климакс назойливыми
— Замечательный свидетель защиты. — Бойс фыркнул.
— И все же он сказал, что я бережно относилась к серебру.
— Влонко!
Влонко покачал головой:
— Сегодня ебальники у присяжных довольно кислые. Как, впрочем, и вчера. И позавчера. Наверно, им не нравится армейская еда.
— Ну ладно, — сказал Бойс. — Возвращайся туда, хватай этого малого за бабочку и вышвыривай его к чертовой матери со свидетельского места. Кто твой следующий свидетель?
— Я хочу повторно вызвать агента Секретной службы Бернама.
— Зачем?
— Хочу задать ему вопрос: «Если, по вашему мнению, я представляла собой такую угрозу для президента, почему же вы тогда не ворвались в спальню и не пристрелили меня?»
Бойс пожал плечами.
— Почему бы и нет. — Он украдкой посмотрел на Влонко.
Влонко ответил многозначительным взглядом.
Бойс угрюмо ужинал в одиночестве в «Сычуаньском жарком» — ел цыпленка «Председатель Мао» и жесткое рагу из говядины. Он машинально поглядывал на экран телевизора, закрепленного над стойкой бара. Звук был выключен, новости шли бегущей строкой. Он увидел на экране огни мигалок. Появилась бегущая строка:
КАПИТАН КЭРИ ГРЕЙСОН, КОТОРЫЙ ПРОИЗВОДИЛ ВСКРЫТИЕ ТЕЛА ПРЕЗИДЕНТА КЕННЕТА МАКМАННА, НАХОДИТСЯ В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ ПОСЛЕ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ НА ПАРКОВОМ ШОССЕ ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА. ЕГО МАШИНУ ЗАНЕСЛО, ОНА СЪЕХАЛА С ДОРОГИ И ВРЕЗАЛАСЬ В ДЕРЕВО. ОН БЫЛ ДОСТАВЛЕН В РАСПОЛОЖЕННЫЙ НЕПОДАЛЕКУ ВОЕННО-МОРСКОЙ ГОСПИТАЛЬ В БЕТЕСДЕ, ГДЕ ЕМУ СДЕЛАЛИ ОПЕРАЦИЮ… ПО СЛОВАМ ПОЛИЦИИ, ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПОЛАГАТЬ, ЧТО ОН БЫЛ ПЬЯН.
Пьян? Грейсон? Бойс позвонил Бет по своему сотовому. Подслушивали федералы или нет — не имело значения, хотя прокуратура федерального округа заверила его представителя, Джадда Беста, что официального разрешения на прослушивание никто не давал.
— Ты собиралась повторно вызвать доктора Грейсона?
— Нет. А что?
— Он в больнице и, возможно, уже не выйдет оттуда.
— Бедняга.
— Ну, этот бедняга, возможно, был пьян за рулем, когда съехал с дороги и врезался в дерево.
— Грейсон?
— Включи новости.
Бойс услышал в трубке звук того канала, который он смотрел без звука у стойки бара.
— Боже мой! — сказала Бет.
Бойс оглянулся посмотреть, не подслушивает ли кто-нибудь из репортеров. Потом сказал в трубку своего сотового:
— Не принимай всё это близко к сердцу, но завтра утром подойди, пожалуйста, к Голландцу и скажи: «Послушайте, я собиралась снова вызвать этого парня, а тут такие дела». Он спросит, что ты хотела услышать от Грейсона. Я что-нибудь придумаю. Что-нибудь насчет токсикологии — не важно. Но ты скажешь, что этот допрос имеет решающее значение и без показаний доктора мы… ты… лишаешься важнейших доказательств. Постой-ка.
— Что?
— Я тут кое-что придумал. Это же гениально!