С престола в монастырь (Любони)
Шрифт:
— Как вы сюда попали, отец Гавриил? — спросил Власт.
— А вы что здесь делаете, отец Матвей? — невнятно проговорил старик.
— Я вернулся на родину, так надо было.
— А меня взяли в плен, — ответил старик, — на то Божия воля… пойду на мучение. Раз осквернен костел, то, Господи, не все ли равно, что со мною будет!
— Нет, я буду хлопотать и все, что только возможно, сделаю, чтоб вас освободить, — сказал Власт.
— Зачем? — апатично спросил старик. — Костел сожгли, овцы рассеяны… пастырь не нужен больше.
И опустил голову на грудь.
— Отец Гавриил, не падайте духом! Я пойду умолять за вас князя.
— Просите
И он перекрестил Власта связанною рукою.
Власт считал лишним дольше оставаться здесь, он скорее вышел из сарая и направился в княжеский замок. Но теперь попасть к князю было невозможно. Какой-то князек Ободритов в сопровождении Лютыков был на аудиенции у Мешка.
В большой горнице происходило шумное совещание. Князь Мешко, сидя на престоле, окруженный свитой и вооруженными воинами, торжественно принимал их. Но так как он давно убедился в их измене, то, не стесняясь и не щадя их, ругал и кричал на них, в то время как они, стоя перед ним на коленях, умоляли его о помощи и защите от врагов. Власт наблюдал всю эту сцену в открытое окно.
Мешко пригрозил изменникам даже смертной казнью, но мало-помалу успокоился и начал разговаривать более мягким тоном. Долго князю пришлось спорить с людьми, не привыкшими ничего решать без крика и шума. Неоднократно князь, выведенный из терпения, как будто желал прогнать их, но каждый раз они бросались перед ним на колени, кланяясь в землю, чтобы умилостивить его. В конце концов совещание кончилось благополучно, был подан мед, а затем посольство было приглашено к столам.
Вмешательство вернувшегося от сестры Сыдбора затянуло решение дела, так как полудикий князь страшно нападал на Лютыков, и его еле удалось успокоить. Но в конце концов совещание кончилось благополучно, подали мед и для старшин приготовили угощение.
Весь этот день прошел шумно, и Власту не удалось говорить с князем, только вечером позвали его к нему, и он приказал Власту вместе со Стогневом посмотреть невольников, расспросить, кто чему учился, и распределить, куда следует.
Власт воспользовался случаем и, поклонившись князю в ноги, рассказал, что среди невольников находится старик, которому он многим обязан, и умолял князю отдать его ему.
Подумав немного, князь согласился и, подозвав Стогнева, сделал распоряжение отдать старика Власту.
Поблагодарив за эту милость, Власт бодрее шел исполнять княжеские приказы.
Несчастные пленные все еще лежали на земле связанными. Власт прежде всего подбежал к старику, чтобы освободить его от веревок, и прикрыл его захваченным с собою плащом. Усадив старика около гумна, сам пошел расспрашивать пленных и распределять по профессиям… Смотр длился недолго; часть отдана была в город к разным ремесленникам; некоторых взяли к себе старшины, и детей иногда разбирали отдельно от матерей. Осталось на месте два или три мертвых и несколько умиравших невольников, около которых суетился теперь Псяюха.
Было уже поздно, когда Власт, поддерживая ослабевшего старика, повел его в маленькую и темную комнатку, где, кроме постели ничего больше не было. Уложив старика, он отправился к Срокихе попросить чего-нибудь для него поесть. Затем благодаря теплой летней ночи он имел возможность устроиться на ночь у дверей своей хижины.
Освобожденный священник
VII
Прошло еще много дней, которые Власт провел при княжеском замке.
Несколько раз просил он князя отпустить его домой, но не получил разрешения. Вместе с освобожденным отцом Гавриилом, который лежал больной и за которым ухаживала Срокиха, Власт должен был по воле князя жить среди враждебно настроенных к нему придворных.
Иногда в свободные минуты князь призывал Власта к себе, расспрашивал то о новой вере, то про немцев, то про цесаря. Власт привык немного к князю и считал своим долгом, если не обратить, то по крайней мере стараться ознакомить князя с христианскою верою. Большое влияние на Мешка имело и то обстоятельство, что самый могущественный в те времена чешский князь Болеслав, господство которого распространялось от Велтавы до Стыра, занимая Хорватию, Русь и Силезию, чтобы спасти Чехию, должен был после убийства своего брата примириться с немцами и принять с матерью христианство несмотря на глубокое отвращение к новой вере.
Мешко объяснял себе поступок Болеслава боязнью перед набегами венгров; но новая вера шла с запада, и Мешко наконец понял, что ему придется или креститься, или пасть в борьбе с врагом.
Несколько раз Мешко посылал узнавать, вернулся ли обратно Доброслав из Праги; Мешко начинал подозревать его в измене, но в одно прекрасное утро Доброслав вернулся.
Несмотря на то, что Мешко в этот день был особенно занят отправкой Сыдбора на Поморье, чтобы отомстить за какое-то нападение, и приемом послов от лужичан и дулебов, он все же, узнав о возвращении Доброслава, приказал ему немедленно явиться к себе.
— Говори, — обратился князь к вошедшему Доброславу, — говори все, что знаешь, что видел, что слышал и что сам сообразил.
Черные глаза князя горели нетерпением, а Доброслав медлил с ответом и взвешивал каждое слово, будучи не уверен в себе и боясь неосторожным словом разгневать князя. Поэтому, прежде чем начать рассказывать, он обдумывал. Эта медлительность начала беспокоить Мешка. Князь объяснил себе раздумывания Доброслава тем, что он привез дурные вести. Прежде всего князю пришло в голову, что Болеслав не принимает его дружбы. Мешко вспомнил про прием, устроенный новообращенным Святополком Моравским языческому князю Боривою, который приехал к нему погостить и которого Святополк прогнал от своего стола со словами:
— Не достоин ты сидеть рядом со мной… Твое место с собаками. Пойди и ешь с ними…
Доброслав, заметив, что лицо князя изменяется, очень испугался.
— Позвольте, милостивейший князь, передать вам все, как знаю… Дурных вестей вам не приношу, а наоборот: дружбу и любовь князя Болеслава…
Лицо князя прояснилось…
— Что же, страшный ли этот Болько Лютый, этот зверь? — спросил князь.
— Прошли времена, когда Болько был лютым, — ответил Доброслав. — После убийства брата и бегства Драгомиры все изменилось! Болеслав постарел, ослабел… сам кается за пролитую кровь и его дети… Страхквас, тот сын, что родился в день убийства Вячеслава, сделался христианским священником, а Млада, его старшая дочь, затворилась в монастыре святого Юрия… Убитого брата князя считают святым, и он после смерти творит чудеса.