С/С том 2. Вопрос времени. Как крошится печенье. Кейд
Шрифт:
Кейд нахмурился, вспомнив презрительную рожу шерифа Шнайдера.
— Вот сейчас ты воображаешь, что мир рухнет, если ты не докажешь, что Харденбург — предатель. Это говорит только о том, что ты еще молода. Уверяю тебя, земля будет вращаться по-прежнему, ибо предательство — это основа всей нашей современной жизни. Фундамент ее. Так что, сдается мне, не хочу я в этой игре поддерживать ни одну
И он не спеша стал извлекать пленки из кассет, делая это точно так же, как шериф Шнайдер в истонвиллском аэропорту.
— Нет! — закричала Жаннет, вскакивая на ноги. — Не надо!
— Если приблизишься ко мне, я тебя прибью! — ровным голосом заявил Кейд. — Я не шучу.
Побледневшая, Жаннет с отчаяньем наблюдала, как он разматывает ленту со второй кассеты. Пустые кассеты Кейд бросал на диванчик.
— Можешь взять их на память. И не делай такого трагического лица. Просто ты поставила не на ту лошадку.
Он взял в руки бутылку, сделал долгий глоток, вздохнул, повторил. Опустив бутылку, сказал:
— Думаю, я заслужил выпивку. А ты — скверный шпион: когда я разыгрывал пьяного, ты так и не заметила, что виски в бутылке не уменьшается.
— Я действительно была круглой дурой, если надеялась, что от такого бесхребетного слизняка может быть какой-нибудь толк! — яростно выкрикнула Жаннет. — Иди ты к своей мексиканской шлюхе, если она тебя примет!
Кейд улыбнулся.
— Согласен, я бесхребетный слизняк. Согласен, она шлюха. Но мы с ней пережили нечто такое, что, хотя и длилось недолго, тебе никогда не испытать. Я так говорю, потому что, глядя на тебя, вижу: тебя ни один мужчина не любил так, как должно любить женщину.
А раз уж я впал в философское настроение, то вот тебе еще одна мудрость: главное в этой сложной и запутанной жизни — радоваться хорошему и не замечать плохого. Вот в этом и заключается моя беда — я слишком много значения придавал плохому, я на нем зацикливался. Тебе мой совет: брось ты эти игры с плащами и кинжалами. Найди хорошего мужика, выйди за него замуж и рожай детей — для того женщина и создана.
— Заткнись! — яростно выкрикнула Жаннет. — Кому нужны советы пьяного ничтожества?
Кейд
— Тоже верно.
Он допил остатки виски, бросил бутылку на пол и поднялся на ноги.
— Люди, которые не смогли устроить собственную жизнь, не имеют права давать советы. Ну что ж, пока, крошка. Я ухожу. А ты оставайся в тепле и жди своего приятеля. Я же пробегусь на лыжах до Эгля.
Когда он был уже у двери, Жаннет сказала:
— Не будь дураком! Они ждут тебя снаружи! Не разыгрывай мелодраму!
Кейд обернулся и невесело улыбнулся:
— У меня нет будущего. У меня не осталось никаких средств к существованию, так почему бы мне и не разыграть мелодраму? Я прошел весь свой путь до конца, больше у меня нет никакого интереса в жизни. И с ее остатком я волен распоряжаться, как хочу. Могу ломать комедию, могу разыгрывать мелодраму.
Он вышел из комнаты и направился к гаражу.
Закрепляя лыжи на ботинках, Кейд почему-то думал о Хуане. Что она сейчас делает? Возможно, загорает с каким-нибудь жирным старым американцем на солнечном пляже в Акапулько, поглаживает своими стройными пальцами его заросшую седыми волосами грудь. Он затянул крепления потуже. Перед его мысленным взором пронеслась череда лиц: Сэм Уонд, Эд Бердик, Мейтисон и, под конец, Вики Маршалл. Кейд печально покачал головой, когда понял, что все эти люди не более реальны для него, чем персонажи какого-нибудь хорошего фильма. А открывая ворота гаража, он вспомнил Адольфо Крила. Толстый мексиканец в запятнанном костюме. Его улыбка, его доброта и преданная дружба — все это вдруг обрело пугающую реальность, и в этом Кейд ощутил что-то близкое, свое…
Кейд выехал на залитый лунным светом снег.
Он уже набрал приличную скорость, катясь вниз по склону, в сторону Эгля, когда его заметил один из людей Харденбурга.
Поднялся ствол винтовки, палец потянул спусковой крючок. Вспышка, визг рассекаемого пулей воздуха, сухой треск выстрела.
Кейд был уже мертв, но его тело по инерции продолжало движение вперед, а дергающиеся лыжи оставляли на снегу письмена, которые можно было при желании истолковать как эпитафию.