С сердцем не в ладу
Шрифт:
— Только не начинай сначала, — прошептала она обессиленно. — По-твоему, все, что с нами происходит, очень забавно.
Она села поодаль от него, и он заметил, что она еще в халате, в тапочках на босу ногу, с серым от бессонной ночи лицом. Она пристально смотрела на него.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
— Я? — спросил Лепра, захваченный врасплох. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? Будем ждать.
— Ждать, ждать, — простонала Ева. — Ты вообще понимаешь, что полиция скоро найдет его?
— Во всяком случае, не сегодня.
— Нет, сегодня.
Ее
— Ты же не думаешь, что Мелио проводил воскресенье в одиночестве. Его без конца приглашали в гости. И наверняка сейчас кто-нибудь ждет его, волнуется, звонит и не может понять, куда он запропастился.
Она смотрела поверх Лепра, в пустоту, и тот, смутившись, отодвинулся, словно вжался в кресло.
— Через час, — продолжала Ева, — к Мелио постучат, начнут беспокоиться. Откроют дверь… Поставят в известность Бореля… Он придет к нему в кабинет, увидит, что в ящиках рылись.
— В любом случае наших отпечатков он не найдет, — возразил Лепра, — мы были в перчатках.
Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и раздраженно одернула халат.
— Я уверен в этом, — сказал Лепра. — Наша единственная ошибка в том, что мы не взяли его бумажник: можно было бы направить подозрения… по другому руслу.
Она с интересом посмотрела на него.
— А ты бы смог это сделать?
— Не знаю, — признался Лепра. — Я не думал об этом.
— А если бы подумал?
— Если уж защищаться, так до конца… Но, уверяю тебя, мы не так уж рисковали бы. Ты ведь знаешь, Мелио общался с разными людьми. С чего вдруг Борель станет нас подозревать?
Ева нетерпеливо пожала плечами.
— Хватит об этом. Пустой разговор. Просто ты не сможешь помешать Борелю думать о том, о чем весь Париж подумает завтра. Сначала странной смертью умирает известный композитор, а потом убивают знаменитого издателя, его друга. Не связаны ли эти факты между собой? Как только сопоставят эти два события, круг подозреваемых резко сузится, так?
Лепра не стал отвечать ей. Факты, факты! Ева так часто употребляет это слово. Оно заслоняет горизонт, сковывает воображение, подчиняет нас законам реальной жизни. Лепра не любил факты.
— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Мы попадаем в число подозреваемых. Но мы же, черт возьми, не виноваты в смерти Мелио! Так почему мы? Почему нас должны допрашивать?
— Почему? — спросила Ева с отвращением. — Потому что кто-то знает правду и ведет свою игру.
— Но кто, кто?! — заорал Лепра.
В бессильной ярости сжав кулаки, он пересек комнату и встал перед Евой.
— Кто?
— Я бы дорого заплатила, чтобы узнать это.
Ее голос звучал хрипло, она опустила голову. Лепра погладил ее по волосам со сдержанной нежностью.
— Теперь, — прошептала она, — достаточно малейшей зацепки — и нам крышка. Мы уже ничего не сможем сделать… Если бы я сказала правду… в Ла-Боле… мы бы до этого не дошли… Мы оказались заложниками собственной лжи… Как только начинаешь лгать… — У нее задрожал подбородок.
— Так что?
Она закончила фразу со странной улыбкой, полной отчаяния:
— …становишься сволочью.
Лепра прыжком вскочил на ноги. Несколько раз со всей силой ударил кулаком по ладони.
— Господи! — воскликнул он. — Можно подумать, ты нарочно… Я никогда не видел тебя такой…
Она подсказала ему:
— Такой опустошенной?
— Да. Ты что, считаешь себя виновной?
— А ты — нет?
Лепра смотрел на нее, подбоченившись.
— Телефон тут, рядом, — заметил он. — Давай сдадимся… Но нам никто не поверит. На нас повесят оба дела.
— Ты считаешь, что слишком поздно?..
— Конечно.
— Ладно, — сказала Ева, — это я и хотела от тебя услышать… Ты хотя бы обедал?
— Что? Если бы я…
Она уже направлялась к буфету, к ней разом вернулась вся энергия.
— И он еще строит из себя героя! Накрой лучше на стол!
Они пообедали. Потом прогулялись по Люксембургскому саду. Мирно поговорили о предстоящем концерте Лепра. Блеш уже занимается рекламой. Ева рассказала о нем пару забавных историй. Может, она уже позабыла о Мелио? Или из благородства старалась казаться беззаботной? Лепра же не мог отделаться от тревожного предчувствия. Но, вынужденный играть свою роль, он послушно подавал реплики. К вечеру они появились на Елисейских Полях. Ева встретила друзей, те пригласили их в модный ресторанчик поужинать вместе с ними. Она с радостью согласилась.
— Расслабься, — прошептала она. — Завтра Борель начнет следствие. Надо, чтобы ему сказали, что мы с тобой были в прекрасном настроении.
Лепра усердно пил, пока не пришел к убеждению, что комиссара бояться не стоит. Его озарило вдруг, что это совершенно очевидно. Он внимательно прислушивался к сотрапезникам, которые тем временем вели доверительные беседы на английском языке, и решил, что они вполне симпатичные люди. И все в зале были симпатичные. Да и жизнь в конечном итоге была вполне приемлема. Что касается Евы… Бог с ней! Он никогда так и не поймет, любил он ее или ненавидел. Он ненавидел ее, когда она была сильнее, умнее, мужественнее его. Да, в такие моменты он слегка ее ненавидел, потому что она была прекрасна, освещена каким-то внутренним светом, и на лицах всех мужчин вокруг он читал скрытый трепет желания, наполнявший ее счастьем… Как он сглупил в Ла-Боле… Но и эту мысль он довел до логического конца. Когда-нибудь Ева уйдет из его жизни, и тогда прошлое будет не в счет. Он стал преступником из-за любви к ней. Достаточно перестать ее любить, и… Неплохо придумано — приятная мысль, и в итоге он даже почувствовал уверенность в себе, нечто похожее на зыбкое тревожное счастье, и слезы чуть не выступили у него на глазах. Бедняжка Ева, в конце концов, она обыкновенная женщина, как все остальные.
Потом они мотались по ночным барам. Расстались поздно. Бесконечно пожимали друг другу руки. Состязались в выражении искренней симпатии. Ева взяла Лепра под руку.
— У меня кружится голова. Отвезешь меня?
— Кто эти люди? — спросил Лепра.
— Да так, какие-то знакомые. Тот, что повыше, руководит театром в Милане, а маленький, по-моему, производит автомобили. Что же касается девицы… тебе это интересно?
— Нет.
— И мне — нет.
Ева прижалась к нему.