S-T-I-K-S. Дорога в рай
Шрифт:
Вожатая сокрушённо покачала головой и повернулась к Максиму.
– Я – Аля, – поправив прядь волос, кокетливо представилась она.
– Максим, – с улыбкой ответил Ивернев.
– Очень приятно. Тут такое дело – у меня тут есть один акт. Он для Бориса Александровича… – замялась девушка.
– Я за него могу расписаться! – поспешил заверить её Максим.
– Вот и отлично, – с явным облегчением выдохнула девушка. – Сейчас вынесу.
Она резко повернулась и, покачивая бёдрами, скрылась в боковой двери. Шлейф аромата фруктовых духов окутал Ивернева,
В кармане зазвонил телефон. Максим вытянул «лопату» и посмотрел на экран: Карина. Правду болтают, что женское сердце чувствует всякое на расстоянии. Мужикам до такой чудо-телепатии далеко. Ивернев усмехнулся и провёл большим пальцем по экрану, отвечая на вызов.
– Да?
– Ты скоро? – послышался в трубке томный голос Карины, от которого завибрировало где-то в груди.
– Да только ж в лагерь приехал, – удивился Максим. – Вот в данный момент детей забираю. Сейчас распишусь тут у их вожатой в документах, они дособираются, и поедем в город.
– Вожатой? – в голосе филологини явно зазвучали нотки ревности.
– Ну да, – бодро отрапортовал Ивернев, понимая, что зря выдал эту информацию.
Лишнее это, меньше знаешь – крепче спишь. А в случае Карины – крепче обнимаешь.
– Мм-м, красивая?
Точно ревность. И с каких это пор его одноклассница начала следить за ним? Знает же, что он за человек – сегодня здесь, завтра там. Послезавтра он, может, вообще куда-нибудь в Африку поедет на заработки, куда его звал один старый знакомый. Ну не может Ивернев сидеть на месте, не дано. Два-три года на одной работе – уже подвиг. И, тем не менее, стоило выруливать из этой ситуации, пока корабль не пошёл ко дну.
– Что за вопросы, Карин? Ты чего? Я же сказал, расписываюсь, иду в машину, жду детей, и едем, – нетерпеливо проговорил Максим, подпуская возмущения в голос.
– И куда пойдём? – лукаво спросили на том конце провода.
Вот же хитрюга. Ивернев попытался вывернуться:
– Куда скажешь.
– Выбирай ты. Я должна знать, как мне краситься и куда одеваться.
Н-да. Придётся озвучивать всё вслух.
– Ну, давай в ресторан. Или в кино. Если хочешь – и туда и туда, – ответил Максим.
– Всё. Поняла, хорошо. Давай, жду, целую! – уже совершенно спокойным голосом проговорила Карина.
Вот так вот. Позвонила, заставила во всеуслышание выдать, что он устраивает некоей женщине вечером культурную программу, и положила трубку. Шах и мат.
Ивернев опустил телефон в карман и поднял глаза на Алю. Оказывается, она уже стояла перед ним, держа в руках планшет с несколькими листами на нём. А вот глаза уже не такие тёплые, отстранённые. И совсем не смущается, как прежде. Видно, слышала весь разговор – чай, дверь осталась не закрытой.
– Держите, расписаться здесь и здесь. Я тут уже всё заполнила и тоже отметку сделала о том, что дети уезжают, – протянула она Максиму планшет с ручкой.
Как пить дать, слышала всё. Держится сухо, и ни намёка на кокетство.
Максим принял листы и ручку, приложил для удобства планшет к стене и дважды черканул что-то, похожее на Б. А. в графе подписи. Пойдёт, решил он: всё равно это простые формальности для местной бюрократии. Затем Ивернев повернулся к девушке и виновато пожал плечами:
– Ну, я, наверное, в машине подожду. На парковке, там белая «Газель» стоит.
– Да, хорошо. Я их потороплю и передам, куда идти, провожу до здания администрации, – заверила девушка и добавила: – Приятно было познакомиться.
– И мне, – кивнул Ивернев, уже разворачиваясь к выходу.
Кислотный запах на улице не исчез, а вроде даже немного усилился. Но – то ли Максим уже привык к нему, то ли был поглощён своими мыслями – теперь это обстоятельство не раздражало. Пройдя по дорожке и вернувшись к микроавтобусу, он открыл для погрузки боковую раздвижную дверь, затем взгромоздился боком на сидение водителя, свесил ноги на подножку и достал пачку сигарет. Саныч курил в машине, когда был в ней один, поэтому Ивернев посчитал себя вправе тоже так делать. Он вытянул зубами сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся. А хорошо тут, тихо, спокойно. Прямо воспоминания о детстве нахлынули: как они бегали с Розкой из соседнего отряда за акации в почти таком же лагере.
– Дядя, угостишь сигаретой?
От неожиданности Максим чуть не поперхнулся. Он оглянулся назад. У отодвинутой боковой двери стоял всё тот же прыщавый подросток и исподлобья глядел на Ивернева. Как там его? Вроде Андреем кличут.
Теперь он рассмотрел мальца получше: зелёные глаза, смуглый, длинный, худой, как Кощей, коротко стриженный – вон золотистый ёжик пробивается. В испачканной уже где-то футболке и джинсах с чёрными кроссовками, на поясе небрежно повязана старая спортивная куртка. О как: на улице прохладно, из носа капает, а он хорохорится. И перед кем? Похоже, что перед всеми подряд.
За ним жались ещё трое помладше: двое пацанов и совсем маленькая девочка. Судя по всему, не так уж намного их младше, просто росточком не вышла – до смешного маленькая пигалица. Глаза у всех опасливые, с не по-детски пристальным взглядом. Н-да. За такими и правда глаз да глаз нужен. Ивернев был готов поспорить, что и здесь в лагере они держались всю смену особняком.
– Рано тебе курить, – коротко бросил Ивернев.
– Тебе-то что, жалко? – поинтересовался старший, всё так же угрюмо рассматривая Максима, словно бы прощупывая, кто перед ним сидит.
– Мне отравы не жалко, – ухмыльнулся Ивернев. – Да только тебе не дам.
– А Борь Саныч угощал, – настойчиво гнул своё мальчишка.
Признаться, Максиму было всё равно. Ну не был он нянькой сложным подросткам и детям. Он и обычным детям не был нянькой. Не случилось как-то ему встретить на жизненном пути ту единственную да семью с ней создать. Какое-то время подобное желание было, даже смотрел с умилением на грудничков. Но сейчас он затолкал всё это куда-то далеко в сердце. Наверное, зря. А паренёк этот мог вполне обмануть и на понт взять – Саныча-то рядом нет.