С точки зрения кошки
Шрифт:
— С друзьями куда-то поехала, — меланхолично отозвался Стас и принялся вытирать рукой лицо. Вернее, думал, что вытирает, а на самом деле просто размазывал след от поцелуя, придавая щеке румянец и интенсивный блеск.
Я внимательно вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, он это или не он на фотографии. Вот ужас-то. Зачем выставлять такое на всеобщее обозрение?! Стыд же. Странная, странная, очень странная семья.
— Ты мне вчера сказал, что завтра она будет дома!
— Завтра она и будет дома. А
Чуть слышно прошептав «Вот зануда-то!», Леська осела на пол.
— Мне нужны фотографии сегодня, — твёрдо сказала она.
Если бы снимали кино, эту сцену непременно дали бы крупным планом: дрожащая нижняя губа и умоляющий взгляд огромных зеленовато-голубых глаз, медленно наполняющихся влагой…
Краем наполненного слезами глаза Леся наблюдала за своим отражением в зеркале. Заметив компрометирующее фото, едва не расхохоталась, но сдержалась, ведь по роли положено страдать.
Ну так, на троечку сыграла. Я пошевелила пальцами — «так себе, Лесь».
На Стаса производят впечатление и столь дешёвые спецэффекты. Не слишком избалованный вниманием девушек и не разбиравшийся в них, он совершенно не понимал, когда Леська дурит, а когда плачет на самом деле. Сейчас она, конечно же, дурила (и явно переигрывала).
Это и младенцу понятно.
Но Стас оказался менее сообразительным, чем любой среднестатистический младенец.
— Давай я тебя сфотографирую! — предложил он, ощущая себя рыцарем. Даже плечи расправил. Потому что рыцари не сутулятся.
— Давай, — Леся мгновенно поднялась с пола, отряхнулась и принялась рыться в сумке, ища косметичку.
— И к чему было это действо? Могла бы просто его попросить, — сердито прошептала я.
— Просить — скучно, — тоже шёпотом отозвалась подруга.
Не поспоришь.
Пока рыцарски настроенный Стас разыскивал сестрицын фотоаппарат, Леська успела подкраситься. Её губы выглядели так, будто их густо намазали малиновым желе.
— Слишком много блеска. Кажется, он начинает стекать, — заметила я.
— Ты ничего не понимаешь, — обиделась Леся. — Это придаёт объём моим губам!
И она чмокнула воздух, чтобы показать, какие у неё объёмные губы. Густая масса блеска двинулась вниз, подобно лавине. Губы и вправду увеличились. Где-то до подбородка.
— Да, многовато, — нехотя согласилась подруга и достала салфетку.
— Давай я тебе в фотошопе губы сделаю? — предложил услужливый Стасик.
— Ни в коем случае. Я — за естественную красоту, — заявила Леся и вновь принялась оглядывать себя в зеркале.
Мы слишком долго знакомы, поэтому я не могу (да и не хочу) оценивать её внешность — но наверняка Леська очень хорошенькая. Она и сама это знает, потому всегда разглядывает своё отражение с нескрываемым удовольствием. Поправляет светлые волнистые волосы, принимает эффектные позы, строит сама себе глазки — в общем, крутится перед зеркалом как первоклассница, тайком примеряющая мамино платье.
Приступ леськиного нарциссизма закончился, когда её взгляд остановился на зоне декольте — и, на пару мгновений задержавшись, резко переметнулся на меня. Опять в зеркало. Снова на меня.
Леська сопоставляла.
— Грудь, — уныло произнесла она и помрачнела. Расправила плечи так, что лопатки вплотную приблизились друг к другу, но всё равно осталась недовольна. Задумчиво покусывая заусенец на указательном пальце, подруга затихла, а потом скомандовала:
— Стасик, принеси-ка носки. Только чистые.
— Давай в фотошопе… — предложила уже я, так как Стас ещё не сообразил, что она собирается делать.
— Я же говорила!!! Естественность!
— А носки в лифчике — это очень естественно?!
С кухни показалась мама Стасика, явно заинтересовавшаяся нашим разговором. Стояла и размышляла, какую бы ей причину придумать, чтобы оправдать свой выход. Наконец, взяла с полки какую-то ненужную расческу и удалилась.
Зато вернулся её сын, держа в руках три пары носков.
— Я не знал, какого цвета тебе нужны, поэтому принёс разные…
— Давай сюда, — оборвала его Леся.
Увидев, для какой цели понадобились его носки, Стасик нервно захихикал. Он-то всю жизнь думал — носки нужны, чтоб на ноги натягивать. Кажется, когда мы уйдём отсюда, то оставим это семейство с перевёрнутой картиной мира.
Новая леськина грудь неровными комьями выступала под кофточкой.
— Фотографируй, — разрешила, наконец, модель, а мне сунула в руку блокнот и карандаш, чтобы я отмечала крестиками запечатлённые образы. С ума сойти, она и список составила. Меня всегда поражала эта её способность подходить к любой проблеме основательно.
Я раскрыла книжицу, на обложке которой ветер гнал по небу глазастые облака да резвились на лужайке пухлые щенки.
Первым пунктом значилось: «роковая женщина».
Звучит интригующе.
Леська приоткрыла рот, сделала демонические глаза и замерла.
Лол.
— Фоткать? — спросил Стас.
— Разумеется, — не шевеля губами, отозвалась роковая женщина.
Фотограф приступил к работе не сразу. Обойдя комнату кругом и не сделав ни одного снимка, он, наконец, произнёс:
— Странное у тебя выражение лица.
Леська закрыла рот, полезла в сумку, достала глянцевый журнал и ткнула им в Стасика.
— Критик нашёлся. Вот! Это модельное лицо. Все модели так делают, — объясняла она, тыча пальцем в хрустящие страницы с такой силой, что едва не протыкала насквозь кукольные личики моделей.