С той поры, как ветер слушает нас
Шрифт:
Над кратером Стромболи стоял столб дыма, сверкали языки пламени. Старик то ли расстроился, то ли салютовал таким образом безумной затее своего ветреного друга.
Они допили сок, и репортер ушел.
Не успела Мария прочесть несколько страниц, как заявился Маленький Рафаэль.
– Извини, если помешал тебе, - сказал он, заметив возле шезлонга книгу и пустую бутылку.
– У тебя нет телефона, а я беспокоюсь... Как ты себя чувствуешь?
– Узнаешь завтра из местной курортной газеты.
– Мария вновь села в шезлонг и решила до обеда больше не подниматься ни под каким предлогом. Мне два часа морочил голову один дохленький корреспондент, Только что ушел.
– Представляю, что ты ему наболтала, - обеспокоенно заметил Маленький Рафаэль.
– Да уж!
– улыбнулась Мария.
– Интервью должно получиться на славу. Я ему даже название подсказала: "Верхом на урагане, или Соперница Пекоса Билла". Ну как, классно?
– Ты неисправимая фантазерка...
Маленький Рафаэль снял соломенное сомбреро и снова стал чем-то похож на директора школы, в которой работала Мария. Такие же ранние залысины, стремление держаться и говорить солидно, что при небольшом росте всегда выглядит несколько комично.
"Господи, - вздохнула Мария.
– Это же надо! Весь год собирать деньги на "шикарный отпуск" и в результате вновь оказаться под надзором..."
– Раф, - обратилась она.
– Скажи мне честно: тебя в самом деле пригласил потренироваться местный авиаклуб, или ты притащился сюда из-за меня?
Маленький Рафаэль опять надел сомбреро, сделал обиженное лицо.
– Ты плохо обращаешься с друзьями, - заявил он.
– Ты не любишь меня. Но ведь можно просто дружить, уважать друг друга.
Мария засмеялась.
– Насчет дружбы ты с моими учениками поговори, когда вернемся в город. Они у меня детки грамотные. Даже чересчур. Что касается любви... Репортер тоже спрашивал, как я отношусь к этому великому чувству.
– И что ты ему ответила?
– Рассказала анекдот из французской жизни. Знаешь, когда внучка допытывается у бабушки, что такое любовь. Бабушка долго отмалчивается, затем вздыхает и говорит: "Не знаю. Это все русские придумали... Чтоб не платить".
Маленький Рафаэль засмеялся, присел на край бассейна - точно туда, где перед этим сидел репортер.
– Я собираюсь заехать в "Пиццерию", - сказал он.
– Пообедаешь со мной?
– Нет. Я устала и хочу наконец отдохнуть, - ответила Мария.
– И вообще: оставьте меня в покое. Смерч меня вдоль берега таскает, ты - по ресторанам. Надоело.
– А что ты делаешь завтра?
– Не знаю, - честно сказала Мария.
– Если я по тебе соскучусь, то позвоню вечером в гостиницу.
– Хорошо, - обрадовался Маленький Рафаэль. Если женщина тебе хоть что-нибудь обещает, это уже половина успеха.
Он уехал, и Мария вновь взяла в руки книгу. Посидела над ней и... отложила. Чужая жизнь не шла на душу.
Чем бы она ни занималась, память то и дело возвращала ее в палату, к разговору со Смерчем. А что, если все это ей показалось? Мало ли какие сдвиги бывают у людей после шока? Да нет... У нее был ясный разум, она хорошо себя чувствовала. Да и весь разговор - разве такое придумаешь?
И все же внутреннее беспокойство, какое-то томление не оставляли ее.
"Смерч... Он сказал... Нет, это она ему сказала - на косе. Увидимся, мол, на косе. Он еще просил не рассказывать о нем людям... Черти принесли этого корреспондента. Впрочем, ничего такого она ему не выболтала. Ее намерение "приручить" Смерч все воспримут как метафору, выходку глупой девчонки. Плевать! Она всегда была такой, какая есть, и не станет ни под кого подстраиваться!"
Мария отложила книгу, набросила халат.
Через несколько минут ее "козявка" уже мчалась по дороге, идущей вдоль моря.
Вот и съезд на косу.
Метров через триста асфальт оборвался. Здесь же кончались и деревья дальше только несколько низкорослых маслин, невысокая насыпь будущей дороги, по которой они с Маленьким Рафаэлем забирались чуть ли не в конец косы.
Мария остановила машину на том же месте, где ставила ее всегда.
Мелкий, раскаленный песок, сверкающая в лучах полуденного солнца гладь моря. И, как всегда, ни души.
Песок жег ступни, и Мария зашла по щиколотки в воду.
Она оглядела все небо. В нем не было даже намека на облако.
"Вот и верь после этого мужчинам!" - весело подумала Мария и поплыла, стараясь не замочить подколотые волосы.
На несколько минут она забыла обо всем на свете. Ласковая зеленоватая вода, сквозь которую видно песчаное дно, жаркое солнце над головой, и покой, покой, покой. Что еще нужно для счастья?!
И тут с моря дохнуло ветром, в лицо ударила внезапная волна.
Мария подняла взгляд и вскрикнула от страха.
За какой-то миг она увидела все в мельчайших деталях - так бывает, когда окружающий мир озаряет ночью близкая молния.
С моря шло грозовое высокое облако. Оно было иссиня-черное, зловещее. Над ним то и дело вспыхивал и перекатывался багровый огонь, без звука, без грома, а внизу, будто огромный черный удав, приплясывала от нетерпения воронка смерча. В том месте, где она соприкасалась с морем, метров на двести поднимался столб водяных брызг. Смерч быстро приближался к косе уже стал слышен его рев и нарастающий грохот. Шквалы ветра стегали невесть откуда появившиеся волны.
Мария, задыхаясь и захлебываясь, изо всех сил заработала руками и ногами. К берегу! Скорее к берегу!
Она буквально выползла на песок, не смея оглянуться, готовая к тому, что ее вот-вот, как в прошлый раз, схватят обжигающие ладони, куда-то поволокут, бросят.
Но рев и грохот вместо того, чтобы нарастать, стихали, ветер уже не так свирепо толкал в спину.
Мария вскочила, глянула на море.
Смерч уходил.
Только теперь она заметила, что на небе по-прежнему сияет солнце, на глазах тает внезапная свинцовость волн.