С трех языков. Антология малой прозы Швейцарии
Шрифт:
Может, старательная ручная работа есть доказательство неимоверных усилий автора? И я вроде как заслуживаю этих усилий?
Снова проглядываю список. Список из тридцати трех имен. Из всех имен, какие мне удалось восстановить в памяти. Из имен всех тех мальчиков, с какими было дело в моем родном городе. Впрочем, было дело может всего-то и означать, что мы учились в одном классе. Или раз-другой вместе покурили на перемене. Или встретились на митинге за ликвидацию армии. Больше ничего. Ведь больше ничего и не было.
В растерянности я снова рассматриваю все тридцать три возможности. Странным мне кажется даже собственный почерк.
Конечно,
Дня два назад мне попалась статья в газете: шесты для лазания отменены. Из соображений безопасности все шесты демонтированы. Что сказал бы Маттиас? «Высота падения есть неоправданный риск», — так написано в статье. А что, раньше об этом нельзя было подумать? Ради моего счастливого детства?
Семь дней назад, в самое Рождество, ровно в девять я у кассы. И опять я первая посетительница. Не поддавшись искушению и не выпив кофе в ресторане напротив, выкладываю двадцать два франка без сдачи и покупаю билет.
И вот я перед стеклянной дверью в «Экзотариум». Открыть дверь и шагнуть в темноту я не успела. Прямо на меня двигался смотритель зоопарка с пустой тачкой. Я хотела было спросить его, как пройти к крокодилу, но все же не спросила. Посторонилась, он прошел вперед. Удивительно, что его черные резиновые сапоги ступают совсем бесшумно. Я двинулась вслед за сапогами. Сапоги обошли здание кругом и направились вверх по асфальтированному пандусу. Исчезли за дверью. «Экзотариум» — и здесь на двери такая же надпись. Я задержалась на минутку, рассматривая пиктограммы. Между рыбой и змеей угадывался крокодил. Отворив дверь, я вошла в зал, куда дневной свет проникал сквозь стеклянный свод. Смотритель куда-то пропал. Духота, пахнет гнилью. Я шла мимо террариев к лестнице. По пути поглядывала на террарии, но никаких животных не приметила. Только растения. Тропические растения, как мне показалось.
Я перепугалась, заметив движение в нише у лестницы. Как оказалось, там сидит на складном стульчике седая старушка. На коленях огромный альбом для рисования, в правой руке кисточка. Неотрывно смотрит на террарий с лианами и загадочно улыбается. Углубившись в свою работу, на меня не обращает никакого внимания. Интересно, как она сюда попала. Зоопарк только что открылся, кроме меня у входа не было ни одного посетителя.
Лестница привела меня вниз, в небольшой зал, освещенный неоновыми лампами. Но и здесь за стеклом мне не удалось разглядеть никакого зверя. Я принялась изучать таблички. Зеленый легуан. Тростниковая жаба. Сетчатый питон. Короткохвостый сцинк. Парагвайская анаконда. Полосатый варан. Вот он, наконец: сиамский крокодил! Небольшой застекленный резервуар, выложенный коричневатым камнем. И действительно: отрешившись от всего мира, в дальнем конце бассейна и в стороне от смотрового стекла, неподвижно лежит бурый, как скала, крокодил. Словно парит в воде. Над поверхностью виднеется только часть его головы. Возле смотрового окошка я ждала: вот-вот догадаюсь, или почувствую, или заподозрю. Все впустую! Нет ничего интересного в этом крокодиле или, точнее, в его надводной части. Недоумевая, я равнодушно взирала на бурую парящую глыбу.
А потом развернулась и отправилась на улицу тем же путем, чтобы только
На улице шел легкий снежок. «А если снег, у крокодила», — повторила я. Если первого января пойдет снег, в девять я к крокодилу. И анонимный автор тоже. «Я точно приду», — сообщил он в своем письме.
До верблюда я добралась, даже не заглядывая в проспект. Как будто знала этот путь, как будто ходила тут не раз и не два. Просто шла вперед и совершенно не удивилась, увидев перед собой верблюда. «Вот он, на месте», — только и подумала я. Насчитала за оградой пять верблюдов разной величины, одни стоят возле каких-то кустиков, другие лежа пережевывают листья. На миг я словно провалилась в безбрежную пустоту: взгляд мой упал на валун возле ограды. Скорее обломок скалы, чем камень. Здесь уместились бы, как на скамье, две взрослые задницы. Может, и впритык друг к другу, но точно бы уместились. Тот самый камень, точно тот. За последние двадцать лет им удалось его перенести сюда от входа. Или перевезти. Или перекатить.
Кто-то движется в мою сторону. Смотритель с тачкой. Резиновые сапоги. Пришлось отвернуться от верблюдов. Один из них как раз начал вставать, но с большим трудом. Опирался сначала на передние, потом на задние ноги. Казалось, горбы мешали ему сохранять равновесие, тянули вбок. Смотритель бесшумно прошел у меня за спиной. Я заглянула в его тачку: пусто.
Поглядела ему вслед. Даже пошла бы за ним, но повернулась к пояснительной табличке у ограды. Написано: «Верблюд домашний». Странное название. Когда это верблюдов держали дома? «Верблюда домашнего называют также двугорбым», — узнала я. Дальнейший текст о его происхождении, продолжительности жизни, массе тела я читала невнимательно. Смотритель скрылся из виду. Но я все-таки пошла за ним вслед, по дорожке в том направлении, куда он ушел. Прочь от верблюдов, прочь от большого камня, прочь от вопроса, тот ли это камень, и если да, то почему. Наконец я оказалась у входа или у выхода.
Шесть дней назад, в День святого Стефана, я не услышала будильник. Проснулась только тогда, когда стало невмоготу видеть тот сон. Во сне человек, в которого я была влюблена где-то и когда-то, в других городах, в другие времена, женился на девушке из моего родного города — на стандартной такой, из состоятельных: блондинка в жемчужном ожерелье на сиденье рядом с ним. Выходит он из темно-синего «вольво-комби» и говорит:
— Ты кого-то мне напоминаешь.
Отвечаю:
— Это — я.
Он открывает дверь багажника, вытаскивает свою светленькую маленькую дочку за волосы. Девочка мне улыбается. Человек, в которого я когда-то была влюблена, на весу держит дочку за волосы и раскачивает туда-сюда.
Спрашиваю:
— Ты что тут делаешь?
Отвечает:
— Живу и люблю.
Настроение у меня дурное из-за этого сна. Увидев, что проспала, я подумала: а вот был бы сейчас вечер, а вот бы снова завалиться спать, уснуть крепко, спокойно и без сновидений.
Ведь я собиралась ровно в девять быть у зоопарка. Правда, сама не зная, зачем мне там быть ровно в девять. Внутрь я бы не пошла. Со вчерашнего дня мне известно, как найти крокодила, как найти верблюда. И не хочу я больше напоминаний ни об учительнице с ее морщиной посреди лба, ни о моей ненависти, ни о камне, ни о ее смерти. Нет никаких причин для похода в зоопарк. Наверное, я выпила бы кофе в ресторане напротив да поразмышляла. Или нет. Или отправилась бы к зоопарку только для того, чтобы оттуда уйти.