С вождями и без них
Шрифт:
Уильям Сэфайр,
американский журналист
Горбачев давно должен был уйти в отставку и попросить прощения у своего народа.
Меир Вильнер, Генеральный
секретарь Компартии Израиля
С некоторых пор ослепленные ненавистью хулители экс-президента не довольствуются самыми суровыми оцепками и требуют над ним уже не только земного, но и "небесного суда". Вслед за А. Прохановым, объявившим Горбачева "медиумом", Эдуард Лимонов установил, что он "мутант". А почему не марсианин или агент Альфы Центавра?
Всех переплюнул Борис Олейник. В книге "Князь "тьмы" он вполне серьезно утверждает, что в лице Горбачева ...на землю явился сам Сатана, дабы вершить свои черные дела. К ним относятся выдача иностранным спецслужбам секретов госбезопасности, роспуск партии, развал
Вменив в вину экс-президенту этот клубок преступлений, Олейник перебирает мотивы, которые могли толкнуть его на этот путь. С небольшими оговорками отклоняются предположения, что это могли быть амбициозность, властолюбие, авантюризм или "сотрудничество с разведкой одной из высокоразвитых стран". Автору, чувствуется, очень хотелось бы поставить Горбачева в ряд перечисленных им "канонических злодеев" - Каина, Прокруста, Герострата, Нерона, Юлиана-отступника. Однако, превозмогая соблазн, он остается верен своему сверхзамыслу. Оказывается, не следует, как это делают даже самые лютые враги Горбачева, "оценивать его поведение и действия по человеческим меркам и критериям. Не лежит ли феномен Горбачева, спрашивает Олейник, за рубежом привычных человеческих понятий и оценок? И не с целью ли отвлечь от раскрытия сей зазеркальной тайны он совершал поступки, которые по-человечески оцениваются как предел падения?" (То есть дьявол совершал нечеловеческие преступления, для того чтобы в нем не угадали дьявола!).
Продолжая свое "расследование", автор выяснил, что "властелин преисподней пометил нечто, уже априори обладавшее "осиновым комплексом", сиречь пусть и невинной, но негативной аурой". В итоге же встречи М.С. Горбачева с Папой Римским Иоанном Павлом II "статическая минусовая энергия умножилась на адский вольтаж энергии дракона" и "родился феномен такой разрушительной мощи, которая сравнима разве что с гибельными деяниями... "второго зверя". Впрочем, и сам Антихрист не годится в подметки Горбачеву, поскольку "князь тьмы сокрушил свою оппозицию огнем и мечом, а наш фантом учинил не только спланированные Содом и Гоморру, но даже, не поднимая меча, непроизвольно, уже самой своей энергией, только пассивным присутствием детонирует прямо-таки апокалипсические стихийные действия, катастрофы и аварии, и необъяснимые взрывы толпы, и изуверские убийства...".
До всей этой непролазной чуши додумался не какой-нибудь полуграмотный шаман, а известный публицист и политический деятель, бывший одним из советников Президента СССР и им же выдвинутый на пост заместителя Председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР.
Вспоминаю, мне пришлось присутствовать при встрече президента со священнослужителями. Разговор шел по преимуществу деловой, обсуждали, как церквам помочь улаживанию национальных конфликтов. Но каждый из почтенных иерархов - православные епископы, мусульманские улемы, раввин и настоятель буддийского монастыря - считал своим долгом воздать благодарность человеку, покончившему с притеснением религии, вернувшему ей храмы, восстановившему в полном объеме свободу совести. Они говорили, что он совершил святое дело. Это к вопросу о "князе тьмы".
А теперь о другом знамении "небесных сил". В опубликованных многочисленных книгах и статьях о Горбачеве его нередко приравнивают к Петру I и Александру II, Лютеру или Рузвельту, а наиболее экзальтированные и страстные натуры утверждают, что это - не кто иной, как сам Спаситель, явившийся наконец в мир, чтобы предотвратить его ядерную гибель и наставить человечество на путь дружбы и согласия. Были и у нас публикации такого рода, хотя больше в ранний, "розовый" период перестройки - 1986-1988 годы. Наступившие потом тяготы жизни сместили в худшую сторону оценку ее зачинателя, а после распада Союза и его отставки с поста президента сказать о нем публично доброе слово стало уже делом небезопасным, требующим известного политического мужества.
В этой связи обратила на себя внимание брошюра Эдуарда Самойлова. Стремясь рельефней показать значение того, что он считает "главным
На этом бы остановиться. Пусть не имеющая аналогов (в конце концов в политике, как в спорте, возможны свои рекорды), но все же человеческая. Увы, Самойлова, как и Олейника, неудержимо тянет "по ту сторону". Стоя на полярных позициях, тот и другой не могут, не хотят поверить, что все у нас случившееся есть дело рук человеческих. И в то время как Олейник усмотрел в деятельности Горбачева происки сатаны, Самойлов убежден, что "этого человека вели и охраняли какие-то могущественные, внешние по отношению к нам силы, обязанные в данном случае проявить себя более откровенно, чем когда-либо в политической истории". Здесь, утверждает он, "вполне можно применить понятие "чудо" в том его значении, которое предполагает явление людям действа, необъяснимого ни с точки зрения обыденного человеческого опыта, ни с точки зрения науки... Горбачев - это воплощенная с беспрецедентной откровенностью воля провидения"**.
Как политолог, заключает Самойлов свою "разгадку" Горбачева", я другого объяснения этому феномену не нахожу. Между тем именно в этом пункте автор статьи, содержащей немало глубоких наблюдений, расстается с наукой и вслед за Олейником вступает на бесплодный путь мистических откровений. Методологическое сходство находит отражение и в словаре двух авторов. Слова "антихрист", "зверь", "дракон" то и дело мелькают в языке Олейника, они же, с противоположным знаком, составляют языковой материал Самойлова ("оказывается, добро способно проникнуть в... самый мозг Дракона, в самое логово зверя..." и т. п.).
Сходство здесь не только методологическое, оно и существенное. Оба автора, выражаясь словами Маркса, приписывают своему герою (антигерою) "небывалую мощь личной инициативы", делают его, по сути, единственным творцом исторического процесса. И есть своя логика в том, что после этого представляется невозможным возложить подобную непосильную ношу на Человека, "поневоле" приходится допустить вторжение небесных сил. Одно заблуждение влечет за собой другое.
Гомер в "Илиаде", живописуя подвиги Ахилла, Гектора и других ахейских и троянских воинов, тоже слал им на помощь Ареса или Афину, когда, казалось, отвага и воинское искусство воителей превосходят человеческие возможности. Но, смею думать, для великого слепца это был больше художественный прием, а для наших авторов, увы, "включение" потусторонних сил становится, похоже, символом веры.
Кто же он, все-таки, наместник Сатаны или посланец Божественного провидения?
Он незаурядный русский человек с южным говорком и отметиной на лбу, потомок казацкой вольницы, наделенный дарованием атамана, вожака, политического деятеля, которому стечением обстоятельств суждено было сыграть роль реформатора своей страны.
Стиль его как политика открыт для обозрения, прослеживается в каждом пережитом эпизоде. А вот наблюдения за характером.
У него нет ни малейшей склонности к мистицизму, веры в знамения. Однажды я спросил, приходила ли ему мысль о высоком предназначении. Это было в самолете на пути в Ереван, и Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной рассказали, что в молодости, когда им было под 30, обоим приснился один и тот же сон: длинный черный туннель, в конце которого внезапно вспыхнуло мощное свечение и огненный столп вознесся куда-то вверх. Поговорили, посудачили: "Что бы это значило?" Раиса Максимовна сказала: "Быть тебе, Миша, великим человеком". На том и забыли.