С возрастом только лучше. Технологии успешного старения
Шрифт:
Что это такое – быть пожилыми людьми сегодня, по сравнению с временами 20- или 30-летней давности? Сегодня пожилые люди часто полагают, что старость начинается лет эдак в 85. Двадцать лет назад дело обстояло совсем по-другому. Когда мы представляем себе пожилого человека, мы часто воображаем своих родителей или бабушек-дедушек или же еще каких-то родных или друзей, которые, как нам кажется, подходят под это описание. Но означает ли это, что мы хотим быть похожими на них, когда станем постарше? В ходе одного масштабного исследования, проведенного в Берлине [26] , данные, собранные в 2014 году при изучении особенностей 75-летних участников, сравнивались с результатами аналогичного исследования, проведенного в 1990 году. Удалось весьма подробно изучить различия между этими двумя наборами данных. Особенно впечатляет то, что ученые сумели выявить и сравнить «статистических близнецов» – представителей одного и того же пола, сходных с участниками более давнего исследования по возрасту, здоровью, образованию. Средний 75-летний нашего времени пребывает в лучшей когнитивной форме, чем 75-летний два десятка лет назад: он выдает результаты, сильно напоминающие результаты 55-летнего из более раннего исследования, а кроме того, сообщает о лучшем самочувствии и более позитивном настроении. Как предположили исследователи, это может объясняться тем, что за прошедшую четверть века произошли серьезные подвижки в области физической формы пожилых людей, а кроме того, повысился их общий уровень независимости. Это вполне согласуется с представлениями о том, что мы (как человечество), возможно, просто делаемся все смышленее, сильнее и даже стремительнее: этот тезис основан на том, что за последние
26
Gerstorf, D., H"ul"ur, G., Drewelies, J., Eibich, P., Duezel, S., Demuth, I., …Lindenberg, U. (2015). Secular changes in late-life cognition and well-being: Towards a long bright future with short brisk ending? Psychology and Aging, 30, 301–310.
Когда и как изучать успешное старение: все происходит так быстро… и при этом так медленно
Все мы постоянно наблюдаем старение – и в себе, и в своих близких. Во многих смыслах все мы – его исследователи: мы следим за течением жизни наших детей, родителей, бабушек-дедушек, мы видим, какие изменения происходят с ними и с нами, и невольно задаемся вопросом, какими мы будем, когда станем старше [27] . Я, во всяком случае, очень хорошо замечаю, как моя память меняется с годами (и вижу, что она все чаще подводит меня), – вероятно, потому что моя профессиональная деятельность посвящена исследованию памяти и старения. При этом я постоянно восхищаюсь пожилыми людьми, сохранившими ясность рассудка, остроумие, мудрость: в каком-то смысле они являются для меня ролевыми моделями. Вот как зародилась эта книга: у ее истоков – общение с пожилыми людьми, которые стареют многообразными путями, и вопрос о том, чему мы можем научиться у людей всех возрастов, когда речь идет об успешном старении. Но как вообще проводить научные исследования старения?
27
Эта книга фокусируется главным образом на психологии старения, но существует великолепный учебник, описывающий более сложные взаимодействия социальных, психологических и биологических факторов, которые влияют на старение: Whitbourne, S. K., & Whitbourne, S. B. (2010). Adult development and aging: Biopsychological perspectives. Hoboken, NJ: John Viley & Sons.
Когда вы изучаете старение человеческих существ, трудно проводить эксперименты в обычном их понимании – по самым разным причинам. Если у нас нет под рукой машины времени, нам приходится ждать, чтобы пронаблюдать результаты введения той или иной переменной. К примеру, если мы вводим/изменяем какой-то фактор (скажем, включаем в рацион испытуемого больше черники или увеличиваем его физическую активность), чтобы посмотреть, повлияет ли он на старение (скажем, улучшит память или продлит жизнь), придется подождать, если мы хотим пронаблюдать какие-то долгосрочные эффекты. Кроме того, трудно определить, что стало причиной каких-либо преимуществ для здоровья: введенный нами фактор или какая-то другая последовательность событий, поведенческих изменений и т. п., происходящая в процессе старения. Поэтому мы зачастую опираемся на разного рода ассоциации или корреляции, исходя из предположения, что время или старение играет одну из важнейших ролей в соответствующих процессах. Пытаясь более строго «изолировать» старение как таковое и определить, что же на самом деле вызывает перемены или различия, связанные с возрастом, можно либо терпеливо наблюдать за группой людей в течение многих лет (это так называемые лонгитюдные (многолетние) исследования), либо – что значительно проще – сравнивать две различные возрастные группы в заданное время (это так называемые перекрестные исследования).
Наблюдая, как растут наши дети и стареют наши родители, мы проводим свое личное лонгитюдное исследование старения. Сравнивая себя со своими детьми, мы проводим исследования, которые больше похожи на перекрестные; такое сравнение показывает, как изменились времена и как могут меняться люди. Наблюдение за отдельными людьми и рассмотрение отдельных случаев может позволить нам сделать полезные умозаключения, но четкие выводы трудно получить на основе изучения всего одного человека. Для того чтобы делать корректные обобщения, лучше всего иметь дело с большой группой (выборкой), состоящей из сотен или даже тысяч людей. Отдельные случаи с отдельными людьми могут подтверждать более масштабные исследования [28] или же служить необходимыми «мостиками» для дополнительных исследований, которые могут подтвердить или опровергнуть данные, полученные при изучении этих единичных случаев. Кроме того, исследование животных может позволить лучше контролировать процесс старения, к тому же у подопытных видов, как правило, короче продолжительность жизни, что удобно для исследователя. Так, фруктовая мушка-дрозофила живет всего несколько недель или месяцев [29] , так что в ходе определенных экспериментов можно проводить генетические манипуляции, стараясь увеличить эту краткую продолжительность жизни и попутно совершать важные открытия – не сталкиваясь с необходимостью ждать годы, десятилетия или всю человеческую жизнь, чтобы пронаблюдать какие-либо результаты, связанные с увеличением долголетия [30] . Наконец, мы, ученые, обычно занимаемся вопросами, которые кажутся нам интересными и важными, так что в каком-то смысле мы сами решаем, что нам изучать касательно процесса собственного старения, а это может приводить к предвзятости уже в самом начале эксперимента. Таким образом, движущей силой подобных изысканий могут служить наши собственные интересы и мотивы. Невольно вспоминается шутка насчет того, что побуждает нас стремиться изучать мозг: «Когда-то я думал, что мозг – самая интересная штуковина из всех, какие только можно изучать, но тут я спохватился: погоди-ка, а кто мне это говорит?»
28
В научных кругах имеет широкое хождение шуточка: «Множественное число от слова случай – данные». Она как бы подразумевает, что всякого рода отдельные случаи могут порождать ценные выводы, однако научное исследование куда убедительнее, если в нем учтено множество наблюдений, доступных для количественного анализа.
29
Выражаю признательность д-ру Джею Бренману, сообщившему важные подробности насчет жизненного цикла дрозофилы и ее продолжительности жизни.
30
Впечатляющий пример такого продления жизни дрозофилы см. в: Ulgherait, M., Rana, A., Rera, M., Graniel, J., & Walker, D. W. (2014). AMPK modulates tissue and organismal aging in a non-cell-autonomous manner. Cell Reports, 8, 1767–1780.
Изучение старения требует немалого количества времени – в буквальном смысле. Экспериментальная психология разработала многообразные методы исследования того, как люди стареют, не требующие многолетних наблюдений за этим процессом. Собственно говоря, в большинстве исследований «старения» рассматриваются различия между группами людей, «связанные с возрастом». Такие перекрестные исследования сравнивают более молодых взрослых с более пожилыми людьми в тот или иной заданный момент времени. Как правило, это наиболее удобные и экономичные (с точки зрения финансовых затрат на проведение) изыскания. Ими часто занимаются в университетских кампусах. Для удобства в качестве более молодой группы используют студентов колледжа: за участие им ставят баллы, а иногда платят. К участию в более старшей группе часто привлекают «обеспокоенных здоровых»: это люди старшего возраста, которые не страдают никакими серьезными заболеваниями, однако озабочены состоянием своей памяти, опасаются, что она не работает как полагается, и хотят как-то изменить положение. Эти люди старшего возраста вербуются из числа
Следует отметить, что в ходе этих перекрестных исследований проводится сравнение очень разных возрастных и поколенческих категорий («когорт») людей. Сегодняшний «старший взрослый», вероятно, был подростком в 1950-е годы и мог ходить в колледж в 1960-е. Этих людей старшего возраста затем сравнивают с современными учащимися колледжей, но ведь сейчас на дворе совсем иное время по сравнению с тем, когда эти люди старшего возраста были молодыми. Даже диплом колледжа «тех времен» отличается от современного диплома колледжа, потому что сегодня в колледжах учится значительно больше народу. Так что помимо возрастных различий существуют еще и особые различия между когортами, которые могут сказываться на том, как человек воспринимает мир. Это важно иметь в виду, когда вы сравниваете сегодняшних молодых взрослых с пожилыми людьми, выросшими в другом мире.
Ученый активнее включается в изучение старения при разного рода лонгитюдных (многолетних) исследованиях, требующих наблюдения за группами людей по мере того, как они стареют. На это требуется немало времени (зачастую десятилетия) и ресурсов (обычно используются средства, получаемые через гранты). Участники таких изысканий могут постепенно выбывать из них: люди переезжают, не отвечают на запросы, теряют интерес к исследованиям или попросту умирают. В результате иногда получается так, что лишь самые здоровые, заинтересованные и полные энтузиазма участники постоянно возвращаются за очередной «дозой» участия в исследованиях. Самые известные лонгитюдные исследования такого рода проводятся в Берлине, Балтиморе, канадской Виктории, Сиэтле и Швеции; еще один знаменитый проект – «Гарвардское исследование развития взрослого человека».
Любопытно, что в ходе некоторых из этих лонгитюдных исследований тесты показывают весьма незначительные ухудшения (или вообще никаких ухудшений) по части памяти, способности рассуждать логически и словаря для людей, которым далеко за девяносто [31] . При проведении лонгитюдных исследований следует учитывать: если испытуемые ежегодно возвращаются к вам на проверку памяти, осуществляемую по одной и той же методике, они рано или поздно начнут проявлять «эффект долгой практики», поскольку они уже несколько раз проходили эти тесты. Впрочем, можно возразить, что такой же эффект проявляется у студентов колледжа, которые то и дело проходят проверку памяти на своих учебных занятиях. В рамках одного лонгитюдного исследования, проводившегося в Швеции, ученые сравнили различные возрастные группы с теми группами, которые регулярно приходят на очередные тесты, и обнаружили: даже если мы учтем эти «эффекты долгой практики», память, начиная примерно с 60 лет, действительно слабеет лишь очень незначительно; то же самое касается ухудшения результатов тестов на вербальную память и объем словаря. Кроме того, они обнаружили, что уровень образования влияет на «эффект когорты» в перекрестных исследованиях [32] . Имея в виду подобные проблемы, можно заключить, что полнота картины того, как все меняется с возрастом, зависит от того, как именно мы осуществляем многообразные испытания, каждое из которых связано с собственными проблемами по части методики проведения работ и интерпретации получаемых данных.
31
Schaie, K. W. (2005). What can we learn from longitudinal studies of adult development? Research in Human Development, 2, 133–158.
32
Rn"unlund, M., Nyberg, L., Bc"ukman, L., & Nilsson, L. G. (2005). Stability, growth, and decline in adult life span development of declarative memory: Cross-sectional and longitudinal data from a population-based study. Psychology and Aging, 20, 3–18.
Одно из более необычных лонгитюдных исследований продлилось восемь десятилетий. Все началось с младшеклассников, родившихся примерно в 1910 году. Работу проводил стэнфордский психолог Льюис Терман, прославившийся своими исследованиями человеческого интеллекта. Он отобрал 1500 одаренных мальчиков и девочек, хорошо справляющихся с задачами повседневной жизни, и организовал проведение различных типов тестов уже на этой ранней стадии их существования – дабы лучше понять, что впоследствии сделает людей лидерами. Несколько десятилетий спустя обнаружилось, что результаты этих ранних тестов вполне согласуются с разнообразными впечатляющими достижениями испытуемых в более позднюю пору жизни. Впрочем, остается неясным, действительно ли эти вундеркинды были сколько-нибудь лучше (в том, что касается этих достижений) по сравнению с теми, чьи таланты не выявились в детстве. Удалось обнаружить и кое-что неожиданное: так, хотя умение этих детей читать уже в ранние годы все-таки связывали с их дальнейшими успехами в учебе, наблюдалась его меньшая связь с общим объемом того образования, которое они получали в жизни, и практически никакой связи с уровнем приспособленности к жизни, определявшимся в среднем возрасте. Кроме того, те участвовавшие в исследовании дети, которые пошли в школу сравнительно рано, как правило, посвятили собственному образованию меньшее количество лет, хуже приспосабливались к жизни, достигнув среднего возраста, и риск летального исхода для них был выше [33] . Хотя многие из отобранных детей прожили долгую и здоровую жизнь, неясно, была ли она дольше, чем у тех, кто в детстве не был отмечен как «одаренный ребенок». Эти отобранные дети (иногда их называют «термитами Термана») уже почти все умерли, но их наследие продолжает жить – в виде настоящих сокровищниц данных и историй об их жизни как участников долговременных исследований. Необходимо провести множество дальнейших изысканий, чтобы корректно проследить, как когорта нынешнего информационного века, так сильно опирающаяся на высокие технологии, будет стареть на протяжении ближайших десятилетий и как наш постоянный доступ к информации будет сказываться на нашем знании, мудрости, благополучии и старении.
33
Исследование Термана вкратце описано в книге Ховарда Фридмана (Howard S. Friedman) и Лесли Р. Мартин (Leslie R. Martin) (двух из тех ученых, которые проводили анализ по следам работ Термана) «The Longevity Project» [ «Проект „Долголетие“»]. В ней представлено множество неожиданных (и развенчивающих мифы) наблюдений и умозаключений по поводу тех факторов, которые влияют на то, насколько хорошо мы стареем и какие типы людей «хорошо живут» даже в старости. Аналогичное исследование, но уже проводившееся на протяжении 30 лет, описано в: George Valliant, Aging Well.
Размышляя о том, как наша собственная память изменилась с годами, мы зачастую не проводим никаких серьезных экспериментов, а просто полагаемся на самонаблюдение. Как у вас сейчас с памятью? Погодите, а с чем сравнивать? С тем, какой она у вас была в двадцать лет? Или с памятью нынешних студентов колледжа? Нам нужно вдумчиво проводить сравнение своей памяти с подходящим периодом времени или с подходящей группой людей, если мы хотим прийти к корректным выводам. Зачастую наша собственная субъективная оценка своего здоровья или памяти (и того, как мы стареем) может оказаться весьма точной [34] . Кроме того, наши спутники и родственники, с которыми мы поддерживаем близкие отношения и которые хорошо нас знают, могут служить источником ценных наблюдений по поводу возможного наступления у нас старческого слабоумия [35] . Таким образом, на протяжении своей жизни мы успеваем неплохо себя изучить – и мы замечаем те изменения, которые приходят с возрастом.
34
Siegel, M., Bradley, E. H., & Kasl, S. V. (2003). Self-rated life expectancy as a predictor of mortality: Evidence from the HRS and AHEAD surveys. Gerontology, 49, 265–271.
35
Cacchione, P. Z., Powlishta, K. K., Grant, E. A., Buckles, V. D., & Morros, J. C. (2003). Accuracy of collateral source reports in very mild to mild dementia of the Alzheimer type. Journal of the American Geriatrics Society, 51, 819–823.