С. С. С. Р. (связано, спаено, схвачено, расплачено)
Шрифт:
– Он что - ненормальный?
– Федорин, он-то как раз нормальный. Был… Потому и платил за то чтобы его поругивали. Во-первых, это демократично. Свобода слова, мать ее за ногу. А во-вторых, электорат у нас обиженных любит. Понял? Или еще раз повторить? Ты ж у нас после кирпичного пришиба числишься особо непонятливым.
– Дошло. Не сразу, но дошло. Это как в одной книжке, не помню, как называется. Про то, как особо крутые в борделе платили проституткам, чтоб те над ними издевались. И ловили от этого кайф.
– Федорин, ну ты и нахал! Прежде, чем острить, подумал бы своей стукнутой головой, кто тебе платить будет, когда ты
– В каком смысле?
– А в том, что свято место пусто не бывает. А должность представителя сенатора в его округе - тем более. Не сегодня-завтра шеф нового назначит. Какого-нибудь Думского, Депутатского, Парламентского или, на худой конец, Пешеморепереходященского. Который тоже не дурак. Или не совсем дурак. Понимает, что и ему правильный пиар нужен. Особенно на первых порах. При условии, правда, что наши козлы из «Новостей» расценки не собьют. Надеюсь…
– Я тоже.
– Надежды юношей питают, Федорин! Так что поработаем пока меньшим числом. Но за те же деньги. Точнее - уже без оных. Спасибо, если на поминки пригласят.
Тут Калиныч посмотрел на часы и озабоченно констатировал:
– Чегой-то я сегодня перенервничал. Пойду на компе постреляю.
Шеф считал себя человеком старой даты, современные технологии воспринимал, как вынужденное зло и только на уровне компьютерной верстки газеты. Потому как последний линотип на местной типографии списали в металлолом, еще когда Ельцин с Грачевым вышибали танками Хасбулатова из Белого дома.
Но консерватизм шефа проявлялся даже в том, что уже готовые полосы набранного текста он правил не «Вордом», а шариковой ручкой по распечаткам, приговаривая при этом: «Лучшее новое - это старое». И уж ни для кого в редакции не было секретом, что комп он воспринимал исключительно как игрушку для взрослых, Интернет - излишнюю роскошь, а выражения типа «дефрагментация диска» вызывали у него приступы легкой истерики.
Зато «птичек пострелять» на том же компе - ой как любил!
И пока из кабинета шефа доносились звуки выстрелов, взрывов и пулеметных очередей, сопровождаемые радостными криками, Федорин мог спокойно переваривать новость, сулящую весьма и весьма неопределенные перспективы.
Федорин думает, но ему мешают
Матюганск, конечно, не Москва. И даже не Екатеринбург. Но и на его улицах среднестатистично разбивались, горели и даже взрывались автомобили. Но фамилии потерпевших обычно попадали только в рубрику «происшествия». А на первую страницу, кроме губернатора, естественно, мог претендовать только один человек. Тот самый, который вчера пополудни на своем джипе влетел в бетонный столб и одномоментно расстался с жизнью.
Фамилия у него была соответствующая должности - Сенатский. Правда, лично он в Совете Федераций не заседал, а был «всего лишь» помощником самого Тошмана. Всесильный сенатор в своем регионе бывал нечасто. Отвлекали важные столичные дела. Но с народом общался регулярно - через своего помощника. Правда, злые языки из числа местных коммунистов утверждали, что до 1991-го года Сенатский по паспорту числился Сенацким и рассказывал всем сказочки о своем прадеде-крестьянине, великом мастере сенокоса. Дескать, прабабушка всех своих детей и на покосах зачинала, и в копнах рожала.
Если вдуматься, то вокруг скромного офиса потомка косаря Сенатского вращалась жизнь не только Матюганска, но и ближайших, а также дальних окрестностей. Не раз под окнами еще дореволюционного, но добротного домика об один этаж часами простаивали крутые иномарки с не менее крутыми номерами. А их владельцы, сказывают, скромно и терпеливо сидели, как те бабульки на завалинке, в одной очереди с ветеранами Первой Конной и мелкими бизнесменами с городского рынка. Ходили и другие слухи, к примеру, о таинственных лицах кавказской национальности, навещавших Сенатского исключительно под покровом ночи на явно краденых иномарках. Но занятый хлопотным повседневным трудом Федорин к сплетням как-то особенно не прислушивался. Тем более, что его газета время от времени журила не только Сенатского, но даже его всесильного патрона то за невнимание к насущным нуждам региона, то за неоправданные затяжки с ответами на обращения избирателей. Поэтому информация о том, что Сенатский, а по сути - сам Тошман содержит «Матюганские известия», оказалась, в прямом смысле, сногсшибательной. А неожиданное ДТП (ну кто бы мог подумать: на ровной, сухой, пустой трассе, в ясную погоду и с непьющим водителем) превращалось не в такое уж неожиданное…
Федоринские размышлизмы прервал телефон. Звонил Горохов.
– Ты где?
– В рифму. В труде. То есть - на работе.
– Да я не в этом смысле. Почему ты до сих пор не пришел?
– Куда?
– Не закудыкивай! То он, понимаешь, по любой ерунде занятым людям головы морочит, а тут, когда дело, можно сказать, всероссийского масштаба, отсиживается на своей… работе! Стахановец хренов!
– Горохов, а что, собственно, стряслось? Брынцев сбежал из психушки и снова насилует всех подряд - от мелкого рогатого скота до работников прокуратуры?
– Ты у меня сейчас сам мелким рогатым скотом заблеешь! Немедленно ко мне, пока я наряд не послал! Для насильственного привода. С применением спецсредств.
Ну, нельзя с Федориным вот так, нахрапом, он же Лев по гороскопу. К тому же его Теща с Супругой так закалили, что какой-то там Горохов ему - на левый коренной зуб.
– Господин следователь, - сухо отчеканил Федорин, - наряд вы, конечно, можете прислать. Воля ваша, коль дури много. Но кроме меня, вас тут встретят все городские фоторепортеры. Плюс местное, региональное и столичное телевидение. Сюжетец насчет незаконного задержания журналиста - на злобу дня! А потом - пикетик разъяренных коллег с плакатиками под гостиницей, откуда московские гости еще не съехали.
Горохов прокашлялся в трубку. И заговорил с теми же интонациями, с какими когда-то просил подбросить шпаргалку:
– Ну… насчет столичного… это ты загнул… Да будет тебе, не дуйся. Тут, понимаешь, с утра так хвост накрутили, куда твоей изнасилованной козе. Загляни, пожалуйста, дело есть.
– Ну, раз пожалуйста и по делу, то так и быть. Уважу двоечника. Но в последний раз.
– Двоечника? От прогульщика слышу!
Вот опять последнее слово за Гороховым осталось.
К удивлению Федорина вместо разъяренного наряда со спецсредствами и вонючей капезе в угрозыске на него ожидали целых три бутылки любимого охлажденного пива «Кинь грусть» и догорающий от нетерпения капитан Горохов: