С.Д.П. Из истории литературного быта пушкинской поры
Шрифт:
За «репейника» Софья Дмитриевна не вступилась, но, видимо, и мадригалы ее придворного поэта сделались ей пресны. Во всяком случае, это было последнее известное нам поэтическое обращение к ней Измайлова осенью 1823 года. Произошел ли какой-то разговор или просто она избегала общения, — мы не знаем. 11 октября Измайлов был на дне рождения у А. Княжевича, по соседству с Пономаревыми, на той же Фурштадтской улице, — и принес стихотворение, которое Остолопов снабдил тут же своим, также стихотворным, комментарием. В нем в шутливой, конечно, форме говорилось о разрыве:
Все эти экспромты стоило прочитать хотя бы потому, что за ними стояла психологическая ситуация, намеченная в общих чертах мемуарами Панаева. А она, в свою очередь, поясняет нам отчасти телеологию двух любовных «циклов», один из которых принадлежал Баратынскому, а другой Дельвигу.
274
275
Там же, л. 66 об.
В середине 1823 года в лирике Баратынского и Дельвига зарождается и крепнет устойчивая тема разлуки, измены, угасания любовного чувства.
Стихи Баратынского, обращенные к Пономаревой, полны теперь упреков и полувысказанных жалоб.
Неизвинительной ошибкой, Скажите, долго ль будет вам Внимать с холодною улыбкой Любви укорам и мольбам? Одни победы вам известны; Любовь нечаянно узнав, Каких лишитеся вы прав И меньше ль будете прелестны? [276] (К жестокой)276
Боратынский Е. А.Полн. собр. соч. Т. 1. C.59.
Баратынский словно повторял — на ином уровне — то, что писал Пономаревой Измайлов в своих мадригалах. Он полушутя предлагал красавице попеременно быть то другом, то поклонником, уверяя, что любовь его ничуть ее не стеснит. Но в изящных шутках его ощущается какая-то отчужденность. По-видимому, в это время пишется его «Размолвка»: она печатается в «Новостях литературы» в октябре, когда уже Баратынский вернулся в полк, и, вероятно, пишется по следам летних впечатлений — и передается Воейкову тогда же, в этот приезд.
Прости сказать ты поспешаешь мне, — И пылкое любви твоей начало Предательски безумца обласкало. Все видел я — и видел все во сне! Ты, наконец, мне взоры прояснила; В душе твоей читаю я теперь. Проснулся я, — и мне легко, поверь, Тебя забыть, как ты меня забыла. Кого жалеть? Печальней доля чья? Кто отягчен утратою прямою? — Легко277
Там же. C.46–47.
Никто из комментаторов этого маленького стихотворения не называл Пономареву адресатом, — но и по времени, и по теме, и по тональности оно очень точно вписывается в «пономаревский цикл». В 1826 году или даже ранее, перерабатывая его для собрания стихотворений, Баратынский совершенно изменил начало, сделав его лаконичнее, строже и жестче:
Мне о любви твердила ты шутя И холодно сознаться можешь в этом.Баратынский писал не о размолвке, а о разрыве — и, конечно, поэтому заменил и первоначальное заглавие: теперь стихи назывались «Элегия». Их психологическая ситуация удивительно напоминает ту, которая постоянно возникала между Пономаревой и ее побежденными и сломленными поклонниками; ту, которую видел и описал сам Баратынский:
Достигнув их любви, моленьям жалким их Внимаешь ты с улыбкой хладной…Но для Баратынского эта ситуация все же складывалась иначе; он не был испепелен «страстью жадной» и потому мог анализировать происходящее и играть интеллектуальными парадоксами. Движение лирического сюжета в «Размолвке» изящно и слегка рационально, — и почти то же мы видим в другом стихотворении этого же времени с еще более утонченным анализом диалектики полулюбовного-полудружеского чувства:
Зачем живые выраженья Моей приязни каждый раз В Вас возбуждают опасенья И возмущают даже Вас? Страшитесь вы (страшитесь, право) — Не взволновали ль Вы мне кровь, И голос дружества любовь Не принимает ли лукаво? [278]Мы цитируем первую редакцию послания «К…» («Мне с упоением заметным…»). Первые издатели озаглавили его «Г. З.», полагая, что оно относится к графине А. Ф. Закревской, — но это ошибка. Стихи были напечатаны в июльской книжке «Новостей литературы» за 1824 год, — за несколько месяцев до знакомства с Закревской. Новейшие исследователи предполагают, что стихи обращены к С. Д. Пономаревой [279] .
278
Там же. C.60–61; разночтения поздней редакции — C.245.
279
См.: Филиппович П. П.Жизнь и творчество Е. А. Боратынского. Киев, 1917. C.92–93; коммент. Е. Н. Купреяновой ( Баратынский Е. А.Полн. собр. стихотворений. Л., 1957. C.354) и Л. Г. Фризмана ( Баратынский Е. А.Стихотворения. Поэмы. М., 1982. C.583).
Это очень вероятно. Именно так складывались теперь отношения с Софьей Дмитриевной: сначала легкое кокетство, дружеская короткость, amitiй amoureuse, — затем влюбленность и охлаждение, — без сомнения, взаимное.
Но в жар краса меня не вводит: Тяжелый опыт взял свое. Я захожу в приют ее, Как вольнодумец в храм заходит.В поздней редакции Баратынский поставил: «я захожу в ваш милый дом».
Душою праздный с давних пор, Вам лепечу я нежный вздор: Увы! беру прельщенья меры, Как он порою в храме том Благоуханья жжет без веры Пред сердцу чуждым божеством.