S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! (сборник)
Шрифт:
Неохотно и очень медленно Галя поднялась из постели. Сегодня суббота, не нужно никуда идти, а можно не торопясь просмаковать чудесный сон. Томно потянулась, не торопясь направилась в ванную. По дороге споткнулась о напольные весы, разлегшиеся посреди комнаты. Мазнула взглядом по последней записи в тетрадке: восемьдесят три триста… Презрительно усмехнулась, встала на весы. Сегодня ночью обжираться не приходилось, иные радости оказались привлекательней.
Электронные весы работают беззвучно, но на этот раз почудилось, будто они заскрипели под ногами. Девяносто пять килограммов, без малого шесть пудов.
Только теперь Галя осознала, что усталость в теле не от бурных ночных радостей, а от неподъемной тяжести раздутой туши. Подошла к зеркалу, и оттуда на нее взглянула раздутая физиономия в складчатом воротнике
Зачем-то Галя зашла в ванную, потом на кухню. Выглянула в окно. Вывеска «Севера» продолжала играть переливами света, хотя утреннее солнце изрядно притушило рекламные отблески.
Галя криво усмехнулась и пошла одеваться, словно собиралась на работу. Взяла сумочку, вернулась на кухню. Плита в доме была электрическая, но все же в ящике кухонного стола, на случай перебоев с электричеством, хранились спички и свечи. Коробок Галя положила в сумку вместе с кошельком. Вышла на улицу, привычно отсчитав ногами шестнадцать лестничных пролетов. Тяжело было идти, мучила одышка, но Галя ни разу не остановилась передохнуть. На улице аккуратно дошла до перехода и вернулась обратно по той стороне проспекта, к дверям фирменного магазина «Север».
Магазин только что открылся, но внутри не оказалось ни единого покупателя. Оно и понятно, по утрам в такие места никто не ходит.
Галя вошла, остановилась, тупо разглядывая витрину. Зачем-то ведь она сюда стремилась? И спички захватила…
Ряды тортов и пирожных: кремовых, фруктовых, заварных… Прежде такого изобилия в продаже не бывало. Единственный на весь город магазин «Север» по утрам брался штурмом. А теперь, вот оно, на-те… на погибель сладкоежкам.
Страшный, безысходный сон никак не кончался.
Продавщица, из молодых, профессионально приветливо улыбнулась Галине, выждала с полминуты, потом произнесла дежурную фразу:
– Они все свеженькие. Машину двадцать минут как разгрузили. Вчерашних тортов у нас не бывает. Выбрали что-нибудь?
– Вот этот, – сомнамбулически произнесла Галя, ткнув пальцем в сторону полуторакилограммового красавца. – И этот – тоже.
ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО НЕ ОПАСНО!
Худосочные гурмэ, гоняющие серебряной вилочкой по блюдцу севрского фарфора изящно почищенную морковинку, не имеют никакого отношения к великому искусству чревоугодия. Гурманы ближе подошли к постижению идеала, но их убивает сложность рецептов, многокомпонентные соуса, редкостные специи и невиданная точность приготовления, от которой зачастую зависит результат.
Истинный шедевр всегда готовится просто, в один прием. Еды должно быть много, очень много, чтобы можно было отвалиться от стола, сыто отдуваясь и довольно цыкая зубом. И, конечно, настоящее пиршество никогда не происходит в одиночестве. Пировать в одиночку – кому такое в голову придет? Поэтому раскладка следующего блюда будет на две порции.
Идем в магазин и покупаем голень индейки – две штуки. Голени выбираем самые большие, так что вместе они тянут на два с половиной килограмма. Дома моем эти окорока и, не размораживая, укладываем валетом в гусятницу. Чистим четыре самых больших головки чеснока (головки, а не зубчика!), бросаем поверх индейки. Чистим два килограмма картошки, крупные картофелины разрезаем пополам и укладываем туда же. Солим, если угодно, посыпаем какой-либо зеленью, плотно закрываем крышкой и ставим в сильно разогретую духовку, где и оставляем на два часа. Главное – ни единой капли воды или масла. Ничего чужеродного, все только свое. Через два часа, когда картошка слегка подрумянится, а индейка станет мягкой, вытаскиваем гусятницу из духовки, ждем, пока индейка остынет настолько, что в нее можно будет вонзить зубы, не рискуя спалить язык, и приступаем к трапезе. Правой рукой берем за кость голень и откусываем от нее помногу. Левой поочередно хватаем печеные картофелины или стакан с красным вином. Я рекомендую «Вье пап», но ежели у вас нет настоящих гасконских вин, то сойдет и кьянти. Да, еще будет нужна ложка, можно чайная, чтобы время от времени вытаскивать и отправлять в рот зубчики печеного чеснока.
Остальное всякий оценит сам.
ПЫТАЙТЕСЬ ПОВТОРИТЬ! ЭТО НЕ ОПАСНО!
Ника Батхен
Детское время
Тощий дроид, шатаясь, бродил по пустому кафе. В окна дула метель, сквозь разбитые стекла нанесло снега, не осталось ни одного целого столика и ни крошки съестного – что не растащили люди, подобрало питерское зверье. «Яблочко» у бедолаги должно было разрядиться с год назад, но, похоже, дроиду перепадала кой-какая органика. Сим-Симыч поморщился. Хорошо, если выродок кибертехники ел деревяшки, крыс или дохлых кошек – случалось и с трупов состреливать дураков. В дроидов – переносчиков чумки кэп не верил, но оставшиеся без хозяев, дезориентированные биомеханизмы зверели. Могли и напасть.
На ствол скорострела, показавшийся из пролома, дроид не среагировал. Он лавировал между столиками, наклонялся к каждому, по-лакейски изогнув спину, и что-то льстивое бормотал – не иначе, спрашивал: что угодно дамам и господам? Выстрел развернул нелепое тело к стойке, уронил на промерзший пол. Добивать бедолагу Сим-Симыч не стал – дроиды не чувствуют боли, а патроны нынче в цене.
Перешагнув через грязные зубья стекла, кэп вошел в кафе, осторожно присел на диванчик, когда-то бывший зеленым. Мальчишкой он любил забегать сюда по субботам с друзьями, угоститься разноцветным мороженым в старомодных креманках – дроидов еще не было, каждый сам нес от стойки покрытое испариной лакомство. Они медленно слизывали тающую вкуснятину с ложечек, болтали про космос, девочек и робототехнику, мечтали наперебой – кто кем станет. Не стали. Полного огней и витрин города Петрограда тоже не стало, и маленького кафе, и семьи.
В Чумной год погибла половина взрослых и все дети до семи лет. Старики выживали чаще и выздоравливали полностью, молодые сплошь и рядом оставались дергунами или дураками, уцелевшие малыши становились разносчиками заразы. Тех, кого пощадила болезнь, добили морозы, голод и радиация – поняв, что справиться с эпидемией невозможно, правительство сбросило бомбы на три очага. Границы областей окружили кордонами, нерассуждающие солдаты-дроиды стреляли во всех, кто пытался пробраться наружу. Болтали, что защита помогла мало и в центральной России творится такой же ад. Величественное «говорит Москва» до сих пор раздавалось в эфире, но вещание велось из Новосибирска. От Европы вестей не слышали, Штаты изредка пробивались сквозь помехи. Уцелела одна Австралия – звонкий крик кукабарры каждое утро возвещал: «Мы живы». На Чапыгинской телевышке четыре часа в сутки работало «Радио Петроград», по утрам и вечерам в уцелевших квартирах люди собирались у радиоточек – и это было единственным, что объединяло горожан.
Самому Сим-Симычу хорошо повезло, он заболел одним из первых, когда еще работали больницы, были врачи и лекарства. И отделался легко – тиком на правой щеке. Жену Машу сбила машина во время бегства, сын был с ней – это тоже оказалось удачей. Когда блокада замкнулась, бригады стали отстреливать калек, больных, детей, а заодно и отцов, которые пробовали защитить семьи.
Умереть от голода кэп не боялся – катер «Пушкин», когда-то игрушка для туристов, оказался спасением Сим-Симыча и его разношерстной команды. Речной транспорт остался единственным транспортом в городе, на катерах и лодках по каналам перевозили грузы, товары и немногих безрассудных пассажиров. Претендентов на плавсредства тоже хватало, но до сих пор команда отбивалась успешно. С «яблочками» было сложнее – уцелевшие запасы аккумуляторов подходили к концу, поговаривали, что через пару лет всем придется перестраивать моторы под топки. Но пока что катера плавали, радио бормотало, а по Невскому пару раз в день проезжали уцелевшие наномобили. Жизнь тянулась своим чередом.
На зиму катер пришвартовался у Петропавловки. Под охраной съезжинских братков можно было не беспокоиться, что какой-нибудь шустрый воришка снимет стекла, открутит ручки или вытащит «яблочко» из гнезда. Стоять в Гавани выходило дешевле, но василеостровские пацаны были в доле с портовыми, тамошние суда грабили, а случалось, и угоняли. Пока держался лед, команда промышляла кто где – механик Муха перебирал моторы и чинил уцелевшую технику, силач Илья разгребал завалы, Тим и Серый охраняли торговок на Сытном рынке, бывший ветеринар Шурик подрабатывал квартальным врачом, брался даже за операции – никого лучше от Зоопарка до Большого проспекта не выжило.