Сабля атаманаРассказы(пер. с марийского)
Шрифт:
Но никто не поднял против врагов ни меча, ни лука, не было в деревне людей, способных носить ратное оружие. Сильные мужчины, подобные дубам, и парни смелые, как соколы, взяв червленые щиты и острые мечи, давно уже ушли на смертельную битву с врагами. Далеко-далеко, к голубым водам реки Волги, улетели могучие орлы. Где-то среди приволжских холмов стали они, ожидая вражеское войско. А в деревне остались лишь их седые отцы и матери, милые жены и невесты да дети, похожие на нежные лесные цветы.
Без крепкой защиты они были обречены на смерть или рабство…
Опьяненная кровью и легкой добычей, бесчинствовала и радовалась вражья орда. И вдруг в дверях одной курной избы, что стояла на краю деревни, вражеских воинов встретила блеснувшая,
— Воин!
— Ай, яман! [2]
— Батур! [3]
Ханские нукеры настороженными взглядами следили за каждым движением молодого воина, загородившего вход в избу, и оглядывались друг на друга: кто отважный, кто осмелится первым вступить в схватку со смельчаком?
2
Ай, яман! — Ай, беда!
3
Батур, багатур — богатырь.
Черные, горящие огнем ненависти глаза отважного воина в упор смотрели на чужеземцев. Ни один взмах его сабли не был напрасен: у входа в избу уже полегли восемь нукеров.
Враги грозили ему издали, злобно ругались, но ни один из них не решался приблизиться.
Пухлолицый, с отвислым подбородком военачальник— менгечи мурза Церелен — с высокого белого аргамака следил за происходящим. Его косые щелки-глаза замутились от гнева, он до крови искусал свои губы.
— Воины, вы забыли, что вы потомки волков? Вы забыли повеления великого джасака? [4]
4
Джасак — ханское повеление, ханский закон.
Менгечи говорил еще что-то, но его слова потонули в криках нукеров и в многоголосом шуме рабов-хангулов [5] .
Нукеры бросились на приступ и снова, словно опаленные огнем, отпрянули назад.
Молодой воин по-прежнему твердо стоял на своем месте, как будто он был вытесан из того же крепкого дуба, что и стены его дома.
Тогда нукеры достали луки и осыпали воина тучей стрел. Менгечй наблюдал за неравным поединком, готовый в любую минуту соскочить с коня и наступить ногой в узорном сапоге на грудь поверженного врага.
5
Xангул — раб хана.
Но вдруг мурза заметил, что два нукера, забравшись сзади на дом, разбирают крышу. Он довольно усмехнулся: догадались! Мурза громко крикнул:
— Взять парня живым!
И в тот же миг юного воина покрыл брошенный сверху холщовый полог. Воин забился, как птица в силке, но на него уже насели двое дюжих нукеров.
Дружно бросились вперед остальные. Тучный мурза не утерпел, слез с коня и поспешил к месту схватки.
Подойдя, он, изумленный, остановился; перед ним стоял не воин, а девушка, подобная цветку шиповника.
Она тяжело дышала, а за руки ее держали восемь нукеров.
Блестящие черные глаза девушки горели гневом.
Седой, морщинистый мурза-менгечи оглядел ее с ног до головы и самодовольно сказал нукерам:
— Женщина всегда есть женщина. Ее мы победили без сабли. Среди рабынь Церелена-багатура как раз недостает такого цветка.
Гордый своей властью и уменьем красиво говорить, мурза взобрался на коня и поехал со двора, приказав девушку вести за собой.
Огонь пожара, вихрем пронесшийся по деревне, затихал. На месте изб дымился горячий пепел, сиротливо торчали печные трубы, и, чадя, догорали последние головешки. В дорожной пыли, в подзаборных лопухах остывали тела убитых, а оставшиеся в живых с петлей на шее брели, подгоняемые нукерами, по дороге прочь от родных мест в проклятое рабство.
Через утихший лес полоняников привели на берег Ветлуги-реки.
Погрузив на плоты невольников и награбленное добро, нукеры начали переправляться через реку.
Церелен-багатур с двумя воинами в железных кольчугах сел в длинную остроносую лодку. Пленную девушку-воина посадили в ту же лодку.
Девушка сидела, глубоко задумавшись. Хоть бы заплакала, зарыдала, как другие женщины, уводимые на чужбину! Нет ни слезинки в ее глазах, только лицо ее бело, как первый снег, и печально, как осенняя ночь.
А вдали, за лесом, горя и сияя, подымалась заря. Заалели свинцовые волны на Ветлуге, потом засверкали золотом и серебром. Легкий ветер пробежал по вершинам деревьев, словно тронул струны на гуслях, и послышалась тихая песня. Живительные лучи солнца озарили все вокруг, и все вспыхнуло несчетными красками. Запели птицы, как бы возвещая, что есть еще жизнь в лесном краю, что нельзя убить его красоту, что вечно будет стоять он, гордясь и красуясь.
Белых берез верхушки, Кудрявясь, в лесах остаются Серебряные черемухи в цвету, Листвою блестя, остаются. Медные сосны в бору, На ветру качаясь, остаются. И Ветлуга — светлая река, Плеща в берега, остается…Неожиданно девушка поднялась, улыбнулась, как утреннее солнце, и запела.
Один нукер схватился за меч, но мурза Церелен лениво остановил его:
— Пусть поет. Всех наших врагов сокрушила сабля Джихангира [6] . Хотя эта марийская девка поет не так красиво, как девушки с Керулена [7] , но пусть поет. Я не люблю печальных людей…
6
Джихангир — великий завоеватель.
7
Керулен — река в Монголии.
А девушка пела старинную песню своего народа:
Ой, черная стерлядь, Ой, черная стерлядь Плывет по реке, Нигде не стоит. А в омуте темпом, В глубоком-глубоком, В омуте тихом Она отдохнет. Никому не помочь мне — Ни родне, ни соседям, Только светлые волны Помогут мне.Девушка поставила ногу на край лодки:
— Знай, черный опкын [8] , ты можешь заковать нас в цепи, но никогда не покорить тебе наши сердца, горящие ненавистью.
8
Опкын — ненасытный злодей (в марийских сказках).