Сабля, птица и девица
Шрифт:
— Рубль это сто новых московских копеек, — сказал Ласка, — Или двести старых.
— А копейка это сколько?
— Это примерно вот такая серебряная монета, — родных копеек у Ласки не осталось, он покопался в кошельке и выбрал похожую монетку европейской чеканки.
Наум поставил перед собой ювелирные весы с чашечками и маленькими гирьками.
— Сто таких монет, если они и правда серебряные, стоят примерно две золотых хасене, — сказал Наум, — У вас, должно быть, маловато своего железа, если за простую саблю хотят по десять. Я продаю вот те сабли по пять хасене.
Про это Ласка не подумал. Истанбул — один из центров мировой торговли, где все товары стоят дешевле, чем везде в мире, кроме тех мест, где эти товары производятся.
— Тогда моя сабля стоит сто, но никак уж не девять, — сказал он.
— В чем будет моя прибыль, о дорогой гость, если я куплю у тебя саблю не дороже, чем у меня возьмет ее покупатель? Дам двадцать.
— Я не продаю, а закладываю. Приеду и рассчитаюсь. Девяносто.
— Все вы так говорите. А если не приедешь? Тридцать.
— Как это я за такой саблей да не приеду? Разве много у добра молодца булатных сабель? Коли не сгину на чужбине, непременно приеду. Восемьдесят.
— А коли сгинешь, так старому еврею прикажешь по миру пойти? Сорок.
— Из уважения к твоей старости семьдесят.
— Семьдесят золотых хасене — огромные деньги, — вступил оружейник Назар, — Мы берем десятую часть от цены за хранение. Когда б ты, уважаемый, продавал саблю, ты бы мог запросить семьдесят, но ты же ее закладываешь и обещаешь выкупить. Подумай, нужно ли тебе возить с собой за море и обратно целых семьдесят хасене? Может быть, тебе хватит пятидесяти? И за хранение заплатишь тогда пять хасене, а не семь? Два золотых — большие деньги.
— Хорошо.
Ласка мог бы еще торговаться, но оперировать действительно большими суммами ему в жизни не приходилось, саблю он и правда намеревался выкупить, а девиц в Крыму должно быть с избытком. Если добрый ногайский конь на Руси стоит как сабля, то полсотни золотых это пять хороших коней. Неужели бывают девицы, чтобы по пять коней стоили? Тем более, что татарам они бесплатно достаются.
— Полсотни хасене? — переспросил Наум и косо посмотрел на Назара.
— Это очень хорошая цена, уважаемый, — сказал Назар и подмигнул Науму. Мол, и правда хорошая цена, потом объясню.
— Только не полсотни золотых, а полсотни золотых и еще сабля попроще.
— Все вы так говорите, — усмехнулся Назар, прошел вдоль стены и выбрал наиболее похожую саблю, только попроще.
— Так она же тупая и кривая, — возмутился Ласка, поглядев вдоль лезвия.
— Где ты, уважаемый, прямую саблю видел? Прямая сабля это уже меч. Нужен меч, так и скажи.
Прокрутил саблю в руке. Так себе, конечно. Но не оглобля. Не стыдно саблей назвать, не стыдно из ножен достать.
— В ножны влезает, значит, не совсем кривая, а что тупая, так можно и наточить, — ответил Назар, — Но можно и не точить. Встретишь настоящего воина, так кольчугу и острой не пробьешь. Только где же ты его встретишь? Если только на службе султана. Вы ведь не собираетесь с янычарами воевать?
— Боже упаси, — перекрестился Ласка.
— Вот-вот. А встретишь разбойника, так ему и этого хватит. По тебе видно, что ты разбойников любой палкой отлупишь.
Ласка снова покрутил клинок в руке. Сабля как сабля, если про баланс не умничать. Бывает лучше, а бывает и хуже. Чай, не на войну собрался. Повесить на пояс для приличия, дело сделать и свое оружие выкупить.
Деньги сложили в кожаный мешочек, который Ласка повесил на шею под рубашку. Отправились в порт искать попутный корабль теперь до Крыма.
— Угораздило же нас! — выругался Вольф, — Краков, Вена, Париж, Рим, Истанбул, а теперь в какую-то дыру едем.
— Крым не дыра, — не согласился Ласка.
— Да ладно. Татары это дикие кочевники, которые только и умеют, что гонять скотину по пастбищам.
— Я не татарин, но с тобой не соглашусь. Пойдем сверху. Крымом правит хан Сахиб-Герай. Гераи в мире правоверных считаются знатным родом. Султан Сулейман приходится Сахиб-Гераю племянником, потому что отец султана был женат на сестре хана. Лет двадцать назад крымские и казанские татары объявили Москве войну. Знаешь, как они сговорились? В Казани умер хан, не оставив наследников, и казанские татары поехали в Крым, бить челом тогдашнему хану Мехмед Гераю, чтобы дал им на царство своего брата, того самого Сахиб-Герая. Каково? Казань большой город, каменный, с крепостью. Оттуда к атаману пастухов за царем не пошлют.
— Что же Сахиб теперь в Крыму, а не в Казани?
— Не знаю. Говорят, его султан туда поставил. Как родственника и верного человека.
— То есть, Крым ходит под турками?
— Крымский хан — вассал султана, но московский князь, венгерский король и польский король почитают его как равного. И посольства шлют, и дела ведут с самим Крымом, с самим ханом. А не с османским визирем по крымским делам.
— Ладно, но я человек грамотный, ученый. Знаю, что государство это не только царь.
— Ага. Еще у татар есть армия.
— Армия? Пастухи верхом?
— Ни у одного из христианских государей нет армии в несколько десятков тысяч одних всадников, чтобы сходить в поход, где больше месяца скакать в одну сторону, там принять битву большую и малую, а потом в целости и с добычей вернуться обратно. Ты же из купеческих будешь? Представь, сколько мороки. Десять тысяч неграмотных пастухов построить, чтобы они хотя бы в одну сторону скакали. А еды в поход запасти, а водопои на пути разведать, броды, привалы. И чтобы пройти как можно быстрее и тише, чтобы русские дозоры попозже набег заметили. У татар и свои дозорные есть, и лазутчики, и все прочие виды разведки. В бою татары не кучей бегут, а маневр знают. Если тяжелое сражение, то с первого набега не разбегутся, а отступят, подумают, по новой атакуют. А надо отступать, так отступят с сохранением порядка, не побегут сломя голову. Умеют и города брать. Не любят, но если очень надо, то могут. В том году, когда отец в плен попал, татары Нижний Новгород взяли и под стенами Кремля стояли в Москве. Если бы наш князь Василий на мировую не пошел, взяли бы и Кремль.
— Государство живет не с войны.
— Кто бы стал войной заниматься, если бы с нее один убыток был. Сам подумай, сколько расходов десять тысяч человек с конями туда-сюда сгонять.
— С вашей Московии взять-то нечего, ни золота, ни серебра. Да и зачем пастуху, который степью живет, золото и серебро.
— Людьми берут. Как с нас, так и с Литвы с Польшей. Те же пастухи ходят в набег не за рыцарской славой, а за добычей. Пригоняют в Крым невольников и там продают. Отец рассказывал, там целые рынки для торговли людьми. И московитов продают, и литвинов, и казаков, и черкесов, и калмыков, и ногаев. Черных арапов только не продают. В Степи всегда война. Одни на других набегают, и все у всех берут полон. Ясырь по-татарски. И продают. В Крыму татарскую добычу покупают османы и даже венецианцы, но многие невольники в Крыму остаются рабами. Мы всем миром на выкуп полонян деньги собираем. Заметь, Вольф, остаются не лошадей по степи гонять, а в городах работу работать.