Сабля, птица и девица
Шрифт:
Вольф вернулся уже после того, как Ласка отправился в церковь, лег спать и проснулся только когда пришел Ласка.
— Да что за дикие места! Меня змей с собачьей головой всю ночь по степи гонял! — сразу начал Вольф.
— Змей с собачьей головой?
— Он самый. Откуда тут змеи с собачьими головами?
— Ты к новому дворцу ходил, узор на воротах видел?
— Два дракона, кажется.
— Два местных змея подрались на берегу реки. Один из них, сильно израненный
— Несмотря на змеев?
— Несмотря на змеев. Что там во дворце?
— В старом внутри гарем, баня, мечеть. Как у султана, только поменьше. Стражи мало, когда хан в отъезде, то почти и нисколько. Когда хан во дворце, тогда вокруг свита. Больше ничего интересного. В новом дворце внутри все то же самое, только поновее. Недавно хан зачем-то решил переехать в старый дворец. Казна переехала с ханом в старый, а гарем с наложницами остался в новом.
— Украл что-нибудь? — поинтересовался Ласка на всякий случай.
— Ничего, — всерьез ответил Вольф, как будто и правда собирался ограбить хана, — В гареме постоянно кто-то не спит. Казну пятеро стражников охраняют. Вот от кого им тут надо охранять казну?
— От лихих людей. У Сахиб Герая врагов хватает. Ну как нападут на дворец и казну отнимут. У королей с императорами даже птиц и коней круглосуточно стерегут, а тут, думаешь, казну без пригляда оставят?
Вольф пожал плечами.
— Девиц видел в гареме? — спросил Ласка.
— Не видел. Спали. А у тебя как разведка?
— Пока никак, — ответил Ласка, — Люди говорят, что полона с прошлого набега взяли много, да из-за холодов довели мало. Давно уже распродали. В новый набег хан идти не хочет. Нечего, говорит, по пепелищам шастать. Кроме больших набегов татары и в малые ходят, и у казаков-разбойников полон покупают, и у пиратов, и у черкесов с восточного побережья. Рынки работают, товар есть, но не по тем ценам, как после набега. Простой невольник от двадцати пяти хасене, с женой от тридцати пяти. Невинные девочки от двадцати.
— Зачем тебе рынок? Султан же сказал, и мы решили из ханского гарема выкупить.
— Так цены-то надо знать. И вообще, расклад. С чего старший евнух решит распродажу наложниц устроить, если новых не купит. Вот, кстати, еще одна беда. Если понимать султана так, как он сказал, то надо привезти девицу именно из ханского гарема, но чистую и нетронутую, понимаешь?
— Ага. Султан не поймет, если мы беременную привезем, — Вольф усмехнулся, — Но как раз тут все просто.
— Не понял.
— Если женщины здесь товар…
— Не сомневайся, товар.
— И товар редкий.
— Редкий.
— То уважаемые люди держат у себя запас красивых девиц на подарки другим уважаемым людям. В Истанбуле
— Наверное, — Ласка перебрал в голове свои знания по восточному этикету и не нашел явных опровержений версии Вольфа.
— Постучись в гарем султана и поторгуйся со старшим евнухом. Я думаю, что евнухи тут точно не из местных татар.
— Не из татар. Из иностранцев каких-нибудь.
— Тогда не из заморских черных арапов, а из тех же малороссов, которых в полон берут. Только принявших ислам. А малороссы народ хозяйственный и запасливый, что хомяки.
— Это да, но они и пьют и гуляют не меньше нашего.
— Пропить гарем евнух не может, потому что правоверные не пьют. А сам баб не испортит, потому что евнух. Вот и будет у него про запас не две красотки, а пять. И еще одна на черный день в чулане. Ты сходи, спроси, а там видно будет.
— Хорошо. Я схожу, спрошу. Но это все присказка была, сказка впереди, — Ласка поставил локти на стол и положил лицо в ладони, — Не об этом у меня с Истанбула голова болела. Настоящая беда в том, что не хочу я русскую девицу за деньги у поганых выкупать, чтобы потом ее султану-басурманину дарить. Как я отцу с матерью расскажу, что я, сын боярский, православный христианин, красну девицу неволил, к басурманину в гарем отдавал?
Вольф вздохнул.
— Вспомни дворец султана, — сказал он.
— Вспомнил.
— Где, по-твоему, бабе легче живется? В гареме, в теплом краю, в каменном доме, где и покормят, и напоят, и хоть каждый день в бане мойся. Или в избе, где ни свет, ни заря вставай работать. Где не мать, так свекровь неволит. Где не каждый день хлеб на столе.
— Мы про красавиц говорим. Они не из избы, которая по-черному топится. Они или из дворянок, или священника дочки, или купеческие. Из светлого терема со служанками.
— Хорошо. С другой стороны зайду. Султана вспомни.
— Вспомнил.
— Повелитель половины мира. Для любой невесты завидная партия. Хоть для княжны. Помнишь, что Станислав Болцевич про Меднобородого сказал?
— Помню. А ты помнишь? Что за короля, хоть и нехристя, дочь отдал бы. Но строго законным браком. А у нас что выходит? Девушку из хорошей семьи в срамную прислугу? Тот же Станислав готов был душу продать, но такого позора не допустить.
— Хорошо. С третьей стороны зайду. — Султан пусть не молодой, но красивый, на здоровье не жалуется. Глаз-алмаз, из лука через двор в ступеньку лестницы попадает. Мудрый, его весь мир уважает, даже те, кто ненавидят. Не злой, справедливый. Нас вот отпустил. Султан — завидный жених не только потому, что на троне сидит. С первого взгляда влюбиться можно и не отходить. Таких бабы любят от души, не за деньги. И старшая жена у него русская.