Саблями крещенные
Шрифт:
— Да? Это действительно так?! Оказывается, он не украинец?! Он — армянин? Этого я не знал.
— Потому-то и судьба приютившей его земли не столь близка душе Барабаша, чтобы, ради нескольких привилегий для местного казачества и крестьянства, он готов был рисковать не только головой — к чему успел привыкнуть, но, что намного непривычнее и страшнее для него, — булавой гетмана. А значит, богатством, славой, властью. Известно, что даже самые заядлые из казачьих рубак с булавой расстаются куда труднее, чем с головой.
— Так, значит, он армянин? — мрачно смотрел себе под
— Никаких сомнений. Сведения о нем получены от моего тайного советника.
— То есть от Коронного Карлика, — скептически ухмыльнулся король.
— Простите, ваше величество, но я привык воспринимать его всерьез. Он сам приучил меня к этому.
— Не смею возражать. Тем более — сомневаться, — все с той же саркастической улыбкой повинился король. — Вездесущ ваш Коронный Карлик, признаю: вездесущ…
— Он обязан быть таким.
— Как давно этот Барабаш обитает в Запорожье? — вдруг несколько раздраженно поинтересовался король.
— Он был похищен казаками еще в детстве. Во время одного из походов. Так на Сечи и вырос. Но дело не в этом…
— В этом — тоже, — перебил его король. — Тут все нужно учитывать, буквально все. Итак, вы считаете, что булава должна быть вручена именно этому полковнику?
— Нет. Зачем торопиться?
Брови короля стремительно поползли вверх, розовато-кровянистые глаза рванулись из орбит.
— Кому же?
— Хмельницкому.
— Потому что этого требую я?
— Потому что в Украине нам нужен воин, а не ревностный блюститель указов Его Величества. Прежде всего, воин. Ибо никто еще в казачьей стороне не сумел добыть себе ни славы, ни авторитета чтением королевских привилегий. До сих пор их добывали только саблей, только мудростью полководца.
На том берегу показался разъезд гусар, осматривавших окрестные заросли и овраги. Даже здесь, в центре Польши, никто не мог полагаться на абсолютную безопасность монарха.
— Теперь вы понимаете, почему я решил, что поехать в Украину должны именно вы? — решительно поднялся король.
— Начинаю понимать, — скромно подтвердил Оссолинский, медленно поднимаясь вслед за монархом. Он был единственным, кому в присутствии короля позволялось сидеть, но не в тех ситуациях, когда он вставал.
— Это услуга не только мне, но и всей Речи Посполитой.
— Всякая услуга королю является услугой Речи Посполитой, — вежливо подправил его канцлер. — Именно поэтому, с вашего позволения, я оставлю вас сейчас же.
Король многозначительно помолчал и, вместо прощальных слов, произнес:
— Жду вас с вестями из Украины, князь.
11
Картина, которую Мазарини застал в рабочем кабинете королевы, вполне соответствовала всему тому, что происходило в «овдовевшем» французском королевстве после смерти Людовика XIII. Королева нервно металась между окном и воинственной, закованной в латы статуей рыцаря, а живой рыцарь, вальяжно развалясь, сидел в кресле — и это в присутствии королевы! — и мрачно цедил вино из огромного серебряного кубка, удерживать в руке который было ничуть не легче, чем тяжелую провансальскую алебарду.
— Похоже, мы опять куда-то наступаем, Ваше Величество? — обратился Мазарини к королеве. На низеньком столике стояли еще два кубка, и кардинал, не раздумывая, взял один из них. — Королевский двор не поспевает за обозом уходящих за Пиренеи испанских легионеров?
Шутка была вызывающе опасной. Мазарини почувствовал это еще до того, как успел высказать ее до конца. Однако с первой же минуты дал понять принцу, что тот — всего лишь главнокомандующий, которого назначает, как, впрочем, и увольняет, королева. Именем младенствующего короля, естественно. Причем делает это не без одобрения первого министра. И что в этой войне принц, как главнокомандующий, никакого повода для восхищения своими полководческими способностями не дал.
Королева почти с ужасом взглянула вначале на первого министра, затем на усталое, землисто-серое лицо молодого полководца, и, раздраженно покачав головой, как бы говоря, что все это уже становится невыносимым, опустилась в свое высокое, обитое малиновым бархатом кресло.
— Садитесь, мессир кардинал, — сдержанно предложила она, глядя при этом прямо перед собой, возможно, на покоящийся на противоположной стене и скрытый в полумраке портрет Людовика XIII.
«На ее месте я все же заставил бы принца, как и первого министра, выслушивать меня стоя», — отметил про себя Мазарини, что, однако, не помешало ему сесть в одно из кресел. В конце концов, здесь не тронный зал, а рабочий кабинет. Существуют места, в которых королева объявляет свою королевскую, государственную волю, но ведь существуют и места, в которых эту же государственную волю вначале объявляют самой королеве.
— Мы слушаем вас, принц, — обратилась Анна Австрийская к главнокомандующему.
Де Конде умиленно посмотрел на королеву, и так, с кубком в руке, поднялся, словно собирался произнести тост.
— Я знаю, Ваше Величество, что вы и ваш первый министр сейчас будете говорить о бедности казны, волнениях крестьян и ремесленников, стонущих под бременем налогов…
— Простите, мессир, но мы сами прекрасно сможем высказать все, что считаем нужным, — поднялся Мазарини. Теперь их разделял стол. Но куда больше этого стола — взаимная, скорее ироничная, нежели злая, неприязнь. — Мало того, я могу сказать даже то, что собираетесь сказать вы. Вам опять нужны войска. Причем немедленно, и как можно больше.
Принц пригладил жиденькие русеющие усы и самодовольно ухмыльнулся.
— Вы абсолютно правы, мессир. Нужны войска. И как можно скорее. Лучше всего — нанять их в Польше, из числа казаков. Наемники под командованием полковников Сирко и Гяура показали себя истинными воинами.
— И сколько же нужно таких воинов, чтобы однажды вы явились сюда не просить солдат, а доложить, что Испания запросила мира или, по крайней мере, жаждет переговоров? — поинтересовалась королева, перебирая гроздья массивного, окаймляющего всю ее пышную грудь жемчужного колье, словно четки.