Саботаж
Шрифт:
Луч света прошелся по корзинке, по чемодану и по неподвижным одеялам. На виду больше не было ничего. Сологастуа, с облегчением убедился Фалько, не шевелился и не хрипел. Его словно бы и вообще не было. Хлороформ продолжал оказывать свое благотворное действие.
– Все в порядке, – заключил жандарм и погасил фонарик.
Он даже ни к чему не прикоснулся. Фалько мягко прихлопнул крышку, меж тем как сердце забилось в прежнем нормальном ритме. Трое других жандармов не тронулись с места. Действительно, все было в порядке. Пятьдесят тысяч франков, которые два дня назад Фалько самолично вручил
– Можем ехать? – спросил он.
Жандарм вручил ему оба паспорта, дунул в свисток, приказывая напарнику поднять шлагбаум.
– Разумеется, сеньор. Счастливого пути.
Автомобиль неспешно въехал на мост – на нейтральную территорию.
– Получилось! – воскликнула Малена, словно еще не веря, что все позади.
Фалько промолчал. Прижавшись головой к холодному стеклу, он ждал, когда адреналин, выброшенный в кровь несколько минут назад, начнет медленно рассасываться. Переход из одного состояния в другое, от напряженной готовности к схватке к последующим минутам спокойствия, – дело непростое, нескорое и малоприятное.
– И оказалось легче легкого, – продолжала Малена.
Фалько взглянул направо – туда, где за быками железнодорожного моста в самом широком месте реки мерцал в лунном блеске серебристо-черный клин. На темном берегу разрозненно светились огни Ируна – редкие и тусклые, потому что несколько месяцев назад красные сожгли город.
– Мы уже почти в Испании.
Голос Малены подрагивал от волнения. Жар патриотизма, подумал Фалько. «За бога, за родину, за короля». Отважная девушка торжествует победу. Сегодня ночью она в известном смысле отомстила за отца и брата.
– Хорошо себя вела, – сказал он.
– А ты – просто превосходно.
«Пежо» был уже на середине моста. Впереди в свете фар белело здание испанской таможни.
– Дай знак, – сказал Фалько. – Пусть знают, что это мы.
Малена дважды моргнула фарами.
– После этого мы расстанемся, – сказала она. – Я так полагаю.
– Разумеется.
Девушка на миг задумалась. Включив другую передачу, сбавила скорость.
– Для меня было честью работать с тобой… Мне понравилось быть сеньорой Уррутиа.
– Это для меня честь.
Поколебавшись, Малена добавила:
– Редкий случай – ты не приставал ко мне. Хотя возможностей было в избытке.
– Надеюсь, тебя это не обидело.
– Да нет, конечно! – Она рассмеялась. – Наоборот. Ты мне сделал величайшее одолжение – относился ко мне как к товарищу.
– Каковым ты и была.
– Да… Старалась.
Оставались последние метры моста. «Испания» – возвестили буквы на щите. Фары высветили шлагбаум меж двух каменных колонн, обозначавших территорию националистов. Несколько человек неподвижно стояли в зыбком свете фонаря и ждали.
– Не знаю, что еще тебе сказать… – добавила Малена.
– Ну, может быть, скажешь, когда и если судьба снова нас сведет.
– Может быть… – не сразу ответила она.
Шлагбаум поднялся, и машина, проехав еще несколько метров, остановилась перед высоким крыльцом таможни. Ожидавшие придвинулись, сомкнув кольцо мундиров, плащей, лакированных треуголок. Фалько опустил стекло и зажмурился от ударившего в лицо слепящего луча.
– Опаздываешь, как всегда, – раздался глуховатый суровый голос адмирала.
2. Внешность не обманчива
В Сан-Себастьяне было еще довольно далеко до полудня, но солнце стояло уже высоко и било в окна отеля «Мария-Кристина», освещая блеск лакированной мебели, сияющий глянец сапог, перетянутые ремнями френчи военных и дорогие костюмы штатских. Переполненный офицерами и состоятельными беженцами город, космополитичный и роскошный, в полной мере использовал свою удаленность от всех фронтов. Гул голосов в баре был даже гуще, чем облака табачного дыма, от которого перехватывало дыхание. У задней стенки бара между шеренгами бутылок стояли образ Пречистой Девы Короанской в рамке, красно-желтый флажок, а из приемничка в галенитовом корпусе доносился голос Кончи Пикер [7] , певшей «Зеленые глаза».
7
Конча Пикер (1908–1990) – одна из самых знаменитых испанских актрис театра и кино, «королева испанской музыки».
Под соболезнующим взглядом бармена Лоренсо Фалько – он был в коричневом твидовом пиджаке и фланелевых бежевых брюках – отставил, так и не попробовав, коктейль, положил три песеты на прилавок, подтянул узел галстука, взял с соседнего табурета шляпу и направился к дверям, где за миг до этого возник адмирал.
– Слушай, – сказал он, воздев палец, когда Фалько подошел вплотную.
Тот растерянно заморгал, оглядываясь по сторонам:
– Что?
Адмирал не опускал палец. Вид у него был хмурый.
– Не что, а кого. Пикер.
– И что Пикер?
– Не разбираешь слова? Она только что спела: «И у дома моего появись в конце недели».
– Ну, так что?
– А то, что раньше всегда было: «И у дома моего появись – я жду в постели».
Фалько насмешливо улыбнулся:
– Значит, крепнет наша мораль, господин адмирал. «Постели» больше не допускаются.
– А-а, черт. Порой я сильно сомневаюсь, что нам стоит выигрывать эту войну.
Начальник Национальной информационно-оперативной службы был, как всегда, в штатском: серый костюм, шляпа и зонтик вместе с подстриженными седыми усами придавали этому галисийцу сходство с англичанином. Он оглядел бар поверх плеча Фалько и показал на вестибюль:
– Давай-ка пройдемся.
– Боюсь, он вам сегодня не понадобится. – Фалько показал на зонтик. – Погода великолепная.
Адмирал пожал плечами:
– Я же галисиец, забыл? А это значит – родному отцу не доверяю. Одной предосторожностью больше – одной неожиданностью меньше. А уж в наши времена… Уловил?
– Уловил.
Два глаза, искусственный и здоровый, прочертили сходящиеся трассы и уперлись в лицо Фалько:
– Не слышу!
– Так точно, господин адмирал, уловил! – улыбнулся Фалько, надевая шляпу.