Саботаж

Arturo Perez-Reverte

Sabotaje

Под навесом, в глубине темной веранды виднелись пять белых пятен и красная точка. Белели манишка и воротник сорочки, манжеты и платочек в верхнем кармане смокинга. Красным мерцал уголек сигареты во рту неподвижного курильщика.

Изнутри приглушенно доносились голоса и музыка. Сияние убывающей луны мостило серебристую дорожку на черной воде, споря со вспышками маяка справа и тусклыми огнями в верхней части города – слева.

Стояла тихая, теплая, совсем безветренная ночь, какие бывают в середине мая.

Прежде чем бросить сигарету и растереть ее подошвой, Лоренсо Фалько в последний раз затянулся. Снова обвел взглядом море и берег, особенно внимательно всмотревшись в самую гущу тьмы, где в эту минуту трижды вспыхнул и погас фонарь. Приняв сигнал, Фалько прошел внутрь ресторана, пересек пустой, отделанный хромом и лакированными пунцовыми панелями зал, всей своей стройной элегантной фигурой неспешно отражаясь в больших зеркалах, украшенных светильниками в стиле ар-деко [2] .

В игорном салоне, однако, было людно, и он оглядел тех, кто толпился у восемнадцати столов. В последнее время в казино появилась совсем иная публика. От эпохи автомобильных гонок и джазовой лихорадки, испанских грандов, английских миллионеров, роскошных кокоток и русских аристократок-эмигранток в Биаррице ныне осталось немного. Во Франции пришел к власти Народный фронт, рабочие добились оплачиваемых отпусков, и теперь за перипетиями баккара или «тридцать и сорок», покусывая кончик гаванской сигары или вытягивая шею, обвитую ниткой жемчуга, завороженно следили представители среднего класса, в буквальном смысле локтями расталкивающие прежнюю элиту. Никто уже не говорит о закрытии сезона в Лоншане, о зиме в Санкт-Морице или о последней эскападе Скиапарелли [3] – теперь обсуждают рост цен на говядину, войну в Испании, угрозы Гитлера Чехословакии, выкройки в «Мари Клэр», по которым можно самой сшить платье.

Фалько без труда отыскал глазами того, кто был ему нужен: осанистый седогривый господин в великолепно сшитом смокинге не отходил от стола, где играли в баккара. Время от времени он наклонялся к своей спутнице – судя по всему, жене – и что-то тихо говорил ей, перебирая груду фишек на зеленом сукне. И кажется, проигрывал чаще,

чем выигрывал, но Фалько знал, что Тасьо Сологастуа может позволить себе такое. Впрочем, еще и не такое, ибо этот человек был одним из первых богачей в Негури, фешенебельном квартале Бильбао, где издавна обосновалась верхушка баскской буржуазии.

Фалько перевел взгляд на соседний стол. Там среди наблюдавших за игрой стояла Малена Эйсагирре и издали послеживала за супругами. Фалько, встретившись с ней глазами, незаметно для остальных прикоснулся к циферблату часов на левом запястье, и она кивнула. Фалько как бы между прочим, не привлекая к себе внимания, переместился и встал рядом. Малена, тридцатилетняя пышечка с правильными чертами лица, короткими, завитыми по моде волосами и большими черными глазами, была довольно привлекательна, чему в немалой степени способствовал ее вечерний туалет от мадам Гре – белое шифоновое платье в стиле античной туники.

– Сидят как пришитые, – сказала она.

– Да уж вижу… Жена тоже много проиграла?

– Как обычно. Фишки по пятнадцать тысяч франков – одна за другой.

Фалько усмехнулся. Эдурне Ламбарри де Сологастуа обожала баккара, равно как драгоценности, норковые шубы и вообще все, на что можно было потратить деньги. Обе ее дочери – Изаскун и Аранча, хорошенькие и легкомысленные басконки, – удались в маму и сейчас, должно быть, как всегда, веселятся в дансинге отеля «Мирамар». Фалько снова взглянул на часы – двадцать минут двенадцатого.

– Думаю, скоро уйдут, – сказал он.

– Все остается в силе?

– Я не так давно звонил, а только что видел сигнал, – и долгим взглядом обвел весь игорный салон. – Охрана здесь?

Малена движением головы показала на затянутого в тесноватый смокинг здоровенного парня – чернявого, узколобого, с перебитым боксерским носом. Прислонившись к колонне, охранник стоял чуть поодаль и не сводил с патрона глаз, светившихся собачьей преданностью.

– Только этот. Второй, наверно, снаружи, с шофером.

– Две машины, как всегда?

– Как всегда.

– Ну и прекрасно. Больше народу – больше веселья.

Малена, сохраняя самообладание, чуть раздвинула губы в улыбке:

– Ты всегда такой задира? Всегда и во всем?

– Не всегда. Не во всем.

Улыбка, чуть вымученная, но решительная, обозначилась явственней. Решимость эта объяснялась тем, что 25 сентября на борту плавучей тюрьмы «Кабо Килатес», ошвартованной в гавани Бильбао, красные казнили отца и брата Малены. Она, барышня из богатой семьи, издавна симпатизировавшей карлистам [4] , после мятежа сразу же приняла сторону восставших и начала оказывать им важные услуги, доставляя из Памплоны в Сан-Себастьян тайные послания генерала Молы [5] . Теперь она участвовала в операции, которую проводил Фалько. Славная девчонка, подумал он. Надежная, основательная, храбрая.

– Уходят, – шепнула она.

Фалько взглянул на стол. Тасьо Сологастуа и его жена поднялись и направились к кассе обменять фишки. Близилась та минута, когда чета после ужина в ресторане «Лё пти ватель» и нескольких партий в казино возвращалась на виллу в Гаракоиц. Тяжеловес в смокинге, расслабившись, отлепился от колонны и двинулся следом. Фалько двумя пальцами мягко прикоснулся к руке Малены.

– Пора и нам, – сказал он.

Малена взяла его под руку, и они с непринужденным видом пошли в гардероб.