Сабриэль
Шрифт:
Автомобиль дернулся и двинулся вперед. Танки со скрипом и грохотом заняли ту сторону дороги, которая шла вдоль железнодорожных путей.
Первые десять миль Сабриэль молчала, склонив голову. Руки ее все так же были в руках Тачстоуна. Он тоже сидел безмолвно, но внимательно смотрел по сторонам, разглядывая зажиточные фермы Анселстьерры, мощеные дороги, частные автомобили и повозки, запряженные лошадьми.
— Я уже в порядке, — спокойно сказала Сабриэль, когда они медленно проезжали город Бэйн. Тачстоун кивнул и стал рассматривать витрины магазинов главной улицы, по которой
— Мы должны остановиться у Полицейского участка и предупредить суперинтенданта, — объявил Хоурайс, когда их автомобиль подъехал к внушительному белостенному зданию с двумя большими голубыми электрическими лампами, висевшими над входом.
Хоурайс поднялся, махнул рукой, чтобы их конвой тоже остановился, и стал подниматься по ступенькам — странно неуместная фигура в кольчуге.
Вниз по ступенькам спускался констебль. Он остановился около полковника и отдал ему честь.
— Я уже в порядке, — повторила Сабриэль. — Можешь отпустить мою руку.
Тачстоун улыбнулся и чуть высвободил свои пальцы из ее руки. Она удивленно посмотрела на него, потом тоже улыбнулась, пальцы ее расслабились, и теперь их руки лежали на сиденье, лишь слегка касаясь друг друга.
В любом другом городе вокруг армейских машин с двумя такими необычными пассажирами тут же собралась бы толпа. Но это был Бэйн. А Бэйн стоял недалеко от Стены. Люди кидали взгляд, видели знаки Хартии, мечи, кольчуги и шли своим путем. Те, в которых говорила естественная осторожность или у которых было Видение, шли домой, опускали ставни и запирали двери не только на замки и щеколды, но даже как-нибудь покрепче. Другие, еще более осмотрительные, отправлялись на речку и переправлялись на ее песчаные островки, вовсе не собираясь заниматься рыбной ловлей.
Хоурайс вышел через пять минут в сопровождении высокого серьезного человека, чья крепко сколоченная фигура и профиль ястреба плохо вязались с маленьким пенсне на носу. Полковник пожал руку высокому человеку, сел в машину, и они поехали дальше.
Через несколько минут, когда кавалькада уже выезжала из города, сзади раздался глубокий медленный звон колокола. Скоро к нему добавились звуки других колоколов.
— Быстрая работа, — выкрикнул Хоурайс, обернувшись назад. — Хорошо натренировал их суперинтендант.
— Колокола предупреждают? — спросил Тачстоун. С этим он был знаком и сразу же почувствовал себя как дома, несмотря на то что звон этот предупреждал о тревоге. Тачстоуну не было страшно. Снова побывав в резервуаре, он уже ничего не боялся.
— Да, — ответил Хоурайс. — Колокола говорят, что с наступлением темноты все должны разойтись по домам. Запереть двери, закрыть окна. Не пускать в дом незнакомцев. Пригасить огни снаружи и внутри. Приготовить свечи и фонари на тот случай, если погаснет электричество. Надеть серебро. Если оказался снаружи — искать бегущую воду.
— Нас всему этому учили еще в начальной школе, — сказала Сабриэль. — Но не думаю, что многие об
— Вы можете удивиться, мэм, — прервал ее шофер, не спуская глаз с дороги, — целых двадцать лет эти колокола так не звонили, но большинство людей все помнит. И они расскажут тем, кто этого не пережил.
— Надеюсь, — ответила Сабриэль, и в ее сознании мгновенно пробежало воспоминание. Две трети жителей Ньюстоува погибли в лапах Смерти, выжившие ютятся в коптильне. — Очень надеюсь.
— Сколько времени мы будем добираться до Докки Пойнт? — спросил Тачстоун. У него тоже были свои воспоминания. О Рогире. Скоро он снова увидит его лицо, но это будет лишь оболочка того, чем стал Рогир.
— Думаю, около часа, — ответил Хоурайс. — Часам к шести будем там. Мы сейчас делаем тридцать миль в час — совершенно замечательно. Во всяком случае, по моему мнению.
Дальше они ехали в молчании. Но повсюду, в каждой деревне, где бы они ни проезжали, их настигал звон колоколов.
Как Хоурайс и предсказывал, они добрались до деревни Уиверли около шести. Машины встали в линию, растянувшись от дома полисмена до пивной. Как только машины остановились, солдаты вышли и построились в шеренги. Связисты, подбежав к телефонной будке, стали налаживать связь. Сабриэль и Тачстоун вышли из машины и стали ждать.
— Очень похоже на Королевскую Гвардию, — заметил Тачстоун, наблюдая за построениями солдат, за криками сержанта, за собравшимися вокруг Хоурайса офицерами. Он разговаривал по только что подключенному телефону.
— Я бы хотела увидеть тебя в Королевской Гвардии, — сказала Сабриэль. — И Старое Королевство в… Я имею в виду… прежде, чем Камни были разбиты.
— Хочешь сказать — в мое время, — ответил Тачстоун. — Я бы тоже этого хотел. Все очень похоже, конечно, когда тут идет нормальная жизнь. Неспешная и мирная. Иногда жизнь кажется мне такой неторопливой, такой предсказуемой. Это мне нравится больше, чем…
— Случалось, я так же размышляла, когда была еще в школе, — ответила Сабриэль. — Мечтала о Старом Королевстве с его магией Хартии. Со Смертью, которая связана заклинаниями. С принцем…
— Спасенным?
— Женатым, — рассеянно ответила Сабриэль. Ее внимание привлек Хоурайс. Похоже было, что он услышал по телефону плохие новости.
Тачстоун молчал. Он видел только то, что касалось Сабриэль, с ее блестящими, словно вороново крыло, черными волосами, на которых играло послеполуденное солнце. Я люблю ее, подумал Тачстоун. Но если сказать об этом не вовремя, я могу никогда…
Хоурайс отдал телефонную трубку связисту и пошел к ним. Тачстоун смотрел на полковника, и его внезапно поразила мысль, что у него осталось только пять секунд, чтобы побыть с Сабриэль наедине, чтобы сказать что-то, сказать нечто… Быть может, последние пять секунд, когда они вместе и наедине… Я не боюсь, сказал себе Тачстоун.
— Я люблю тебя, — прошептал он. — Надеюсь, ты не возражаешь…
Сабриэль глянула на него и улыбнулась. В ней все еще жила грусть из-за смерти отца, в ней был страх за будущее, но, увидев уставившегося на нее Тачстоуна, она подумала, что еще есть надежда…