Сад чудовищ

Дивер Джеффри

На оживленном перекрестке они остановились, и Пол сказал:

– Я заберу вещи из Олимпийской деревни и переберусь в пансион.

– Лавка ростовщика, у которого мы достанем винтовку, возле станции Ораниенбургер. Встретимся на площади Ноября 1923 года под большой статуей Гитлера. Допустим, в полпятого. У тебя карта есть?

– Раздобуду.

Мужчины пожали друг другу руки, глянули на обступивших несчастного и отправились каждый своей дорогой. Тем временем сирена снова завыла на чистых, аккуратных улицах города, заселенного

вежливыми, улыбчивыми людьми. В том самом городе за два часа произошло как минимум два убийства.

Шуман понял, что бедняга Макс его не предал. Зато напрашивался другой, куда более тревожный вывод. Два копа или гестаповца шли по его следам, или по следам Моргана, или их обоих от Дрезденского проулка до «Летнего сада» и едва-едва их не поймали. В Нью-Йорке полиция так здорово не работает.

«Откуда, черт подери, взялись эти двое?» – недоумевал Пол.

– Йоган, как именно был одет тот мужчина в коричневой шляпе? – спросил Вилли Коль официанта.

– Он был в светло-сером костюме, белой рубашке и с зеленым галстуком, который показался мне аляповатым.

– Мужчина крупный?

– Очень, майн герр, но не толстый. Может, культурист?

– Еще какие-то отличительные черты?

– Больше я ничего не заметил.

– Он иностранец?

– Не знаю. По-немецки говорил безупречно. Если только с легким акцентом.

– Волосы у него какие?

– Не знаю. Скорее темные, чем светлые.

– Возраст?

– Не молод, но и не стар.

Коль вздохнул:

– Вы упомянули спутников?

– Да, майн герр. Тот человек пришел первым, затем к нему присоединился другой, тщедушнее, в черном или темно-сером костюме. Галстука я не заметил. За вторым подоспел третий. На вид чуть за тридцать. Судя по коричневому комбинезону, рабочий. Он появился позднее.

– У крупного мужчины был с собой портфель или чемодан?

– Да, коричневый портфель.

– Его спутники тоже говорили по-немецки?

– Да.

– Вы подслушали их разговор?

– Нет, герр инспектор.

– Лицо описать сможете? Лицо того мужчины в шляпе? – спросил Янссен.

Официант замялся:

– Его лица я не видел. Равно как и лиц его спутников.

– Вы подавали им еду и не увидели лиц? – удивился Коль.

– Не обратил внимания. В зале же полумрак. Да и здесь у нас столько людей… Глаза смотрят, но не видят, если вы меня понимаете.

Коль понимал, что это так, впрочем, понимал он и то, что с тех пор, как три года назад к власти пришел Гитлер, слепота превратилась в общенациональный недуг. Люди доносят на сограждан за преступления, которых не видели, а вот подробностей увиденных преступлений вспомнить не могут. Лишняя осведомленность грозит попаданием в «Алекс», штаб-квартиру крипо, или в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и просмотром бесчисленных фотопортретов уголовников. Добровольно в такие места не рвется никто: сегодня ты свидетель, а завтра арестованный.

Встревоженный взгляд официанта метался по полу, на лбу выступил пот. Коль пожалел беднягу.

– Раз лицо описать не можете, поделитесь с нами другими наблюдениями, и мы обойдемся без поездки в полицейское управление. Вдруг вспомните что-то полезное?

Официант поднял голову: на душе у него явно полегчало.

– Я помогу вам, – пообещал инспектор. – Начнем с конкретики. Что он ел и пил?

– Вот об этом расскажу. Сначала тот мужчина заказал пшеничное пиво. Прежде он точно его не пробовал: пригубил и сразу отодвинул стакан. Зато до дна выпил пшоррский эль, который заказал его спутник.

– Хорошо, – отозвался Коль.

Никогда не знаешь, что в итоге принесут такие штрихи к портрету подозреваемого. Может, укажут на его родину, может, на что-то более определенное. В любом случае зафиксировать стоило, и Вилли Коль записал в замусоленном блокноте, лизнув кончик карандаша.

– А ел он что?

– Капусту с сосисками, к ним много хлеба и маргарина. Они заказали одно и то же. Здоровяк съел все, он явно проголодался. Его спутник – половину.

– А третий человек?

– Только кофе выпил.

– А номер один, назовем его Здоровяком, как он держал вилку?

– Вилку?

– Он отрезал кусок сосиски, перекладывал вилку в другую руку и ел отрезанное? Или он подносил вилку ко рту, не перекладывая в другую руку?

– Я… я не уверен, герр инспектор, но, думаю, вилку он перекладывал. Я говорю так, потому что он то и дело откладывал вилку, чтобы выпить пиво.

– Отлично, Йоган.

– Я рад оказать фюреру любую помощь.

– Да-да, конечно, – устало отозвался Коль.

Перекладывание вилки… В других странах это норма, в Германии – диковинка. Как и свист таксисту. Значит, выговор у него и впрямь иностранный.

– Он курил?

– По-моему, да.

– Трубку? Сигары? Сигареты?

– Вроде сигареты. Только я…

– Не разглядел фабричную марку.

– Не разглядел, герр инспектор.

Через зал Коль прошел к столику подозреваемого, внимательно рассмотрел его и стулья, стоящие вокруг. Ничего полезного. В пепельнице оказался пепел и ни одного окурка. Коль нахмурился.

Очередное доказательство того, что подозреваемый умен?

Коль опустился на корточки и зажег спичку над полом у стола.

– Ах, Янссен, взгляните! Такие же чешуйки коричневой кожи, как мы видели ранее. Это точно наш фигурант. В пыли характерные следы: вероятно, тут стоял его портфель.

– Интересно, что в нем? – проговорил Янссен.

– Нет, это нам неинтересно, – отозвался Коль, сгребая чешуйки в конверт. – Пока неинтересно. Сейчас важен сам портфель и связь, которую он устанавливает между этим человеком и Дрезденским проулком.

Коль поблагодарил официанта, с тоской взглянул на блюдо с венским шницелем и вышел из ресторана. Янссен следом.