Сад Эдема
Шрифт:
Дюбуа в беседе с ним четыре года назад призывал определять возраст древних горизонтов, исходя из характера останков древнейших людей, а не животных. Жаль, что он теперь не узнает, как палеонтология и палеоантропология Сангирана, дополняя друг друга, удивительно точно сошлись в одном: черные глины древнее тринильских туфов на сотни тысячелетий, поскольку не только тропические животные, но и обезьянолюди времени их формирования в значительной мере отличаются от питекантропа, останки которого найдены им у компонга Тринил. Следовательно, архаичность вида четвертого черепа питекантропа по сравнению с другими черепами из Сангирана и Тринила объясняется не принадлежностью его мужской особи, а значительно более глубокой древностью. Но если четвертый череп происходит из черных глин и датируется эпохой джетис, то не нужно ломать голову, придумывая самому древнему из питекантропов Явы особое видовое имя. Кёнигсвальд давно определил его, описывая открытый Атма детский череп в местечке Моджокерто, — Pithecantropus modjokertensis («питекантроп моджокертский»)! Вот, оказывается, как должен выглядеть взрослым тот ребенок из слоев джетис Моджокерто, которого Дюбуа предлагал причислить к нгандонгцам и вадьякцам. Однако достаточно взглянуть на его зверообразную физиономию, чтобы понять заблуждение Дюбуа. Но и он, Кёнигсвальд, тоже хорош, когда, осторожничая, не осмелился датировать
Кёнигсвальд недолго наслаждался благодатным покоем после решения старых головоломных задач. Поистине коварные предки не думали оставлять в благодушии своих далеких потомков, задавшихся целью уяснить тайну их появления на Земле. Сначала его обескуражила необычными особенностями строения часть нижней челюсти, оказавшейся среди коллекций, доставленных из Сангирана в 1939 г. Обломок происходил из черных глин, однако он в значительной мере отличался от нижней челюсти, принадлежность которой «питекантропу массивному» только что стала делом решенным. Вначале Кёнигсвальд определил, что фрагмент представляет собой часть челюсти крупного ископаемого орангутанга, настолько походил он по контуру на антропоидную челюсть и так странно выглядели покрытые многочисленными складками жевательные поверхности коренных зубов, Но когда антрополог тщательно изучил фрагмент, то понял, что точное определение принадлежности его обезьяне или человеку — задача не из легких. Во всяком случае, необычное для обезьян высокое расположение подбородочного отверстия позволяло решиться считать его частью челюсти обезьяночеловека. Но какого, если она крупнее первой сангиранской челюсти, за которой уже «зарезервировано» место среди черепных костей «питекантропа массивного»? Кёнигсвальду не оставалось ничего другого, как назвать загадочного незнакомца, Pithecanthropus dubius — «питекантроп сомнительный»!
Не успел он, однако, выпутаться из затруднительного положения, как весной 1941 г., когда люди и думать забыли об обезьяньих предках, поскольку рядом с архипелагом уже вовсю пылала война, из местечка, расположенного недалеко от Моджокарто, почта доставила посылку с обломком такой колоссальной по размеру челюсти, что Кёнигсвальд только ахнул от изумления. Он с трудом верил своим глазам: она равнялась или даже превосходила по величине нижние челюсти гигантских горилл, но ее человеческий, а не обезьяний характер не вызывал у него сомнений. По форме два предкоренных и первый коренной, сохранившиеся в альвеолах обломка челюсти, в точности соответствовали человеческим, в частности синантроповым зубам, хотя во много раз превосходили их по величине. По гнезду клыка удалось установить, что этот зуб непропорционально мал и, следовательно, коронка его вряд ли значительно выдавалась за зубной ряд, как в челюстях обезьян. У второго предкоренного прослеживался один, как у зуба человека, корень, а не два, что характерно для обезьян. Диастема у челюсти отсутствовала. При огромной, поистине обезьяньей величине челюсть выглядела непривычно укороченной, широкой, как у человека, а не длинной, как у обезьян. Значит, лицо не выступало далеко вперед, как морда у обезьян. Сердце Кёнигсвальда вздрогнуло от радости, когда он осмотрел внутреннюю сторону челюсти как раз за подбородочной частью: здесь рядом с углублением для так называемой двубрюшной мышцы располагался шишкообразный выступ. Именно к нему крепятся мышцы, управляющие движениями языка при воспроизведении звуков. У челюстей антропоидных обезьян никогда не находили такого шишкообразного выступа. О принадлежности челюсти гигантскому человеку, а не антропоиду свидетельствовало также высокое расположение подбородочного отверстия и отсутствие так называемой «обезьяньей полки». В свете новой находки, возможно, следовало иначе оценить странную челюсть, найденную в Сангиране в 1939 г.; она могла принадлежать женской особи гиганта, а не «питекантропу сомнительному». Припомнилась также серия огромных зубов, собранных в разные годы в окрестностях Сангирана. Ранее их присоединяли к коллекциям зубов ископаемого орангутанга, но теперь…
Находка подталкивала Кёнигсвальда к выводу об открытии на Яве нового рода и вида человека, но он долго колебался, вновь и вновь критически изучая необычный обломок кости. Было над чем подумать, если, например, окружность его на уровне подбородочного отверстия составляла 110 миллиметр, в то время как у синантропа эта цифра не достигала и 80 миллиметров! Наконец, когда усиленные поиски возможных возражений полностью исчерпали себя, Кёнигсвальд назвал новое существо, челюсть которого происходила, кстати, все из того же горизонта джетис, Meganthropus paleojavanicus — «гигантский человек древней Явы». Великан, по-видимому, превосходил в размерах самую крупную из горилл. Один из вариантов подсчета роста дал цифру 8 футов и 3 дюйма (2,5 метра)!
Почему в одном геологическом слое обнаружены предки не только разных видов, но даже родов? Кёнигсвальд поспешил поставить в известность о находке Вейденрейха, который за год до того выехал из Пекина и находился в Нью-Йорке. Он изготовил точные слепки челюстей мегантропа, чтобы отправить их в Америку, в Музей естественной истории. Посылка с предельно краткой этикеткой «Meganthropus paleojavanicus» отплыла от берегов Явы как нельзя вовремя: 7 декабря японская авиация атаковала Пирл-Харбор, а в конце месяца сухопутная армия агрессора оккупировала острова Малайского архипелага, отрезав их от остального мира. О судьбе Кёнигсвальда никто ничего не знал. Лишь однажды до Нью-Йорка дошел скорбный слух, что он, вероятно, погиб — утонул в море…
Вейденрейх, раскрыв посылку, нашел в ней муляжи челюстей с этикеткой, которая подсказала ему, что Кёнигсвальд выделил новый род человека — палеояванского гиганта. Записка с подробностями, связанными с открытием, в ящике отсутствовала, и ему осталось лишь догадываться, в каких горизонтах залегали челюсти. Очередные находки с Явы поразили Вейденрейха в не меньшей степени, чем Кёнигсвальда. Правда, челюсть, найденную в 1939 г., он не рискнул определить как человеческую и после некоторых раздумий решил, что она принадлежала какой-то крупной антропоидной обезьяне, близкой орангутангу. Что же касается поистине колоссального фрагмента, доставленного из окрестностей Моджокерто, то Вейденрейх, тщательно взвесив все «за» и «против», признал справедливость заключения Кёнигсвальда: да, на Яве в древние времена действительно жил гигантский человек!
Однако такой вывод создавал необходимость включить мегантропа в родословную человека, поскольку, согласно сложившимся у него к тому времени представлениям, гоминиды развивались, строго следуя однажды заложенной в их организации программе, исключая тем самым появление каких-то побочных, тупиковых, «неудавшихся» форм. Вейденрейх так попытался найти выход из затруднительного положения: нельзя ли, выстроив в последовательный эволюционный ряд известных на юго-востоке Азии обезьянолюдей, представить их развитие по линии постепенного уменьшения их размеров? В противном случае придется признать, что в одно время и в одном ограниченном районе жили формирующиеся люди, которые относились к разным родам и видам. Допустить существование конкурирующих, разных по уровню развития групп предков Вейденрейх, создатель ортогенетической концепции, не мог, ибо считал такую альтернативу своей идеи попросту невероятной. Однако, если так оно и есть на самом деле, то первое, что следует сделать, — это по-иному взглянуть на четвертого питекантропа, открытого в Сангиране. «Пожалуй, Кёнигсвальд тогда в Пекине справедливо настаивал на том, чтобы присвоить особое видовое имя питекантропу с огромным и мощным черепом, подчеркивая его отличия от черепа «питекантропа прямоходящего» из Тринила», — подумал Вейденрейх. Учитывая необычайную толщину костей, его можно было бы назвать Pithecanthropus robustus — «питекантроп массивный». Но главное, разумеется, не в определении видового названия, а в том, что монстра из Сангирана, согласно новой, внезапно озарившей Вейденрейха идее, можно представить как потомка мегантропа! «Питекантроп массивный» жил значительно позже «гигантского человека древней Явы», и поэтому размеры и мощность его черепа уступали предшественнику. Но эволюция и дальше неотвратимо продолжала ликвидировать предков человека, и как результат действия ее «жизненных законов» следует рассматривать появление в эпоху тринила на Яве, а также на востоке Азии в Чжоукоудяне очередных после «питекантропа массивного» еще более уменьшенных «моделей» обезьянообразного предка — «питекантропа прямоходящего» и «синантропа пекинского», которые выглядели по-настоящему облагороженными рядом с троглодитом, открытым в самых древних горизонтах Сангирана. А появление затем на берегах реки Бенгаван-Соло нгандонгских неандертальцев, выглядевших по сравнению с мегантропом настоящими джентльменами, — уже закономерный финал эволюции стадии обезьянолюдей, за которой последовало появление «человека разумного» с лицом, почти не сохранившим следов родства со своими далекими предками — гигантами обезьяньего облика.
К чему привела эволюция, известно, но представляет ли мегантроп начальную точку отсчета? Вейденрейх вновь обратился к муляжам громадных зубов гигантопитека, подаренным ему Кёнигсвальдом в Пекине, и решил, что нет. Мегантроп заставил его по-иному взглянуть на чудовищные по величине экземпляры, которые в полтора-два раза превосходили зубы гиганта с Явы и в то же время по форме коронок и строению жевательной поверхности напоминали человеческие. Это удивительное существо, несправедливо названное Кёнигсвальдом гигантской обезьяной, на самом деле относилось, по-видимому, к самым ранним обезьянолюдям, предшественникам мегантропов. В самом деле, как, например, оценивать тот факт, что корень у клыка гигантопитека, недавно найденного Кёнигсвальдом, оказался не изогнутым, как у обезьян, а прямым? Такой клык, право, больше к лицу человеку, чем обезьяне! Как подсчитал Вей-денрейх, гигантопитеки превосходили горилл почти в два раза. Вот какая она, начальная точка отсчета череды предков современного человека! В итоге долгих размышлений над новыми материалами и мучительной переоценки старых представлений Вейденрейх пришел к следующим смелым выводам: «Гигантопитек из гонконгских лавок и мегантроп с Явы располагаются на одной эволюционной линии. Чем более примитивны гоминидные формы, тем более гигантские они по размерам… Я уверен, что все эти формы следует расположить в линии эволюции человека. Человеческая линия эволюции ведет к гигантам, насколько ее можно проследить в прошлом. Иными словами, гигантов можно считать прямыми предками человека».
Выдающийся морфолог, специалист по анатомии мирового класса, не находил непреодолимых препятствий при решении проблемы «необратимости эволюции», согласно принципам которой возможен переход от гигантских и, следовательно, узкоспециализированных форм к мелким, допускающим разные направления развития. В подтверждение своей «гигантоидной концепции» эволюции человека Вейденрейх привлек материалы из истории развития других млекопитающих, в частности собак. Человеческий череп уменьшался в размере и облагораживался в процессе эволюции: тоньше и меньше становились его кости, сокращалась степень выступания вперед лица, по мере увеличения объема мозга уменьшалась массивность стенок мозговой коробки, она округлялась, а свод поднимался выше. Вейденрейх обратил внимание, насколько велика морда и мала мозговая коробка, занимающая лишь заднюю часть черепа, у гигантских разновидностей собак. Иное дело мелкие породы, вроде спаниеля короля Чарлза, у которого мозговая коробка составляет большую часть черепа, а морда выглядит как небольшой довесок к нему. Бульдоги, «переходная форма», занимают промежуточную позицию: морда у них уменьшилась, но еще не настолько, чтобы преобладала мозговая коробка. Изменение от гигантов к «микроформам» происходило, согласно утверждениям палеоантрополога, совершенно идентично как у человека, так и у собак.
Вейденрейха, обессмертившего свое имя блестящими исследованиями синантропа, настолько взволновала внезапно открывшаяся перспектива в ином ракурсе осветить проблему становления людей, что он, по-прежнему ничего не зная о судьбе Кёнигсвальда, обратился к правительству Голландии с просьбой разрешить ему опубликовать описание полученных с Явы муляжей и выводы, следующие из их анализа.
Разрешение он получил, а Кёнигсвальд тем временем переживал необычайно тяжкие в своей жизни дни, мучаясь за судьбу с таким трудом собранной коллекции останков питекантропа. Японцы, захватив Бандунг, отдали распоряжение сдать все упомянутые в публикациях образцы в большой сейф Геологической службы, который поступал отныне под охрану военных. Рискуя навлечь на себя самые худшие последствия, Кёнигсвальд принес и положил в сейф не подлинные находки, а исключительно точно сделанные муляжи. Покрытые темной пылью, они выглядели как настоящие ископаемые. Во всяком случае, чиновники не отличили их от подлинников. Реставрированные черепа Кёнигсвальду пришлось вновь разъединить на части, а отдельные фрагменты подлинников, заменив в сейфе копиями, он припрятал. Теперь, если бы даже японцы действительно увезли сейф с наиболее ценными экспонатами в свою страну, как они предполагали со временем сделать, на Яве все же осталось бы несколько образцов, с помощью которых можно было бы в будущем продолжить исследования. Нижние челюсти питекантропов Кёнигсвальд успел извлечь из сейфа и припрятать в груде костей, не представляющих особой ценности.