Сад камней
Шрифт:
– Возьмите, вот.
Коньяк, и неожиданно хороший, явно дорогой; но бутылки Отс не принес, только две приземистые рюмки на подносе. Присел рядом, тоже взял рюмку, отпил чуть-чуть, по-гурмански; и откуда он только взялся в этой этнической дыре, эстетствующий коллекционер-киноман с исчерченным шрамами лицом?..
Но я обещала себе не отвлекаться:
– Вы вспомнили, Отс?
– Марина, - он причмокнул, перекатывая коньяк на языке, - с того самого момента, как вы тут появились, вы только и делаете, что задаете вопросы. Это вполне естественно: если б у вас их не накопилось в таком количестве, вы, наверное, и не оказались бы здесь. Ошибка в одном: ваши вопросы - не ко мне. А также не к Тарье и не к Иллэ.
– А к кому же?
– Видимо, к вам самой. Не волнуйтесь, - он поставил рюмку на пол, похоже, чтобы иметь свободные руки на случай, если я снова начну крушить коллекцию, - со своей стороны я отвечу вам исчерпывающе. Письмо пришло поездом, не с обычным почтовым рейсом, но так тоже иногда бывает, если корреспонденция срочная. Я нашел его утром на станции и как раз из соображений срочности передал вам с Ташей, мы вместе ходили по грибы. Никакого другого отношения ни к письму, ни к предыдущей посылке я не имею и дополнительной информации дать не могу. Теперь Михайль… Коген?
Так. Я зеркально повторила жест Отса: еще одна рюмка у подножия кушетки. Слишком сильное искушение, когда в руке стекло.
– Я припоминаю этого человека, однако очень смутно, а Иллэ и Тарья, думаю, не вспомнят вообще. Если он умер, приношу соболезнования.
И еще один совет, Марина.
– Да.
– Мне кажется, вы пытаетесь как-то увязать воедино все происходящее с вами здесь. Поверьте, не стоит этого делать. Большинство вещей в жизни совершенно автономны друг от друга. Вся связь между ними - только в вас самой, внутри. Вы меня понимаете?
Усмехнулась, нагибаясь за коньяком:
– Что ж тут непонятного? Ваше здоровье, Отс. Внутри.
– Сколько вам полных лет?
– Двадцать один.
– Группа крови?
– Первая, кажется… вроде бы первая плюс.
– Боткина болели?
– Нет.
– Операции переносили?
– Да, аппендицит.
– Какая по счету беременность?
– Первая.
– Может оказаться и последняя, вы об этом знаете?
– Да. Надо где-нибудь подписать, что вы меня предупредили?
– Не, Людмила Ивановна, они тут еще выделываться будут. Да ты посмотри на себя, стыдно же, здоровая девка, рожать должна!..
– Леля, тише. На учете у врача стоите?
– Нет. То есть да. Наверное. Послушайте, а может, ваша медсестра не будет мне указывать, что я должна, а что нет?
– Если стоите, то у какого?
– У невропатолога. Но я там не была уже лет пять.
– Сходите к врачу, который вас ведет, возьмите справку.
– Да это в другом районе, мы оттуда переехали давно! Вы же меня сейчас все равно погоните по кабинетам в вашей поликлинике, так пусть и…
– Ага, раскомандовалась тут.
– Девушка, не пытайтесь устанавливать здесь свои порядки. Никто вас никуда не погонит. Возьмете справку и приходите в четверг. Я записываю.
– В четверг я не могу, у нас просмотр! А с той недели уже дипломный запуск и выезд на натуру, мне прямо сейчас нужно, чтобы успеть, понимаете?!
– Натура! Дура ты, а не натура! Успеть ей нужно, не, вы слышали, Людмила Ивановна, успеть ей, торопится она, понимаете, спешит со всех ног! Дуреха, у тебя же человек живой внутри!..
– Леля, Леля, перестань. Все, девушка, придете в четверг. Скажите, чтобы следующая заходила.
– Я же вам говорю, я не могу в четверг! Мне нужно сейчас.
– Всем нужно. До свидания.
– Пишите направление. Уже. Я никуда не уйду!
– Тю, да она правда псих. Людмилванна, она же сейчас тут все разнесет… не подходи ко мне!
– Леля, позови Петровича или Вадика, быстро. Девушка, я же вам…
– Пишите направление!!!
С вечера Отс поставил у меня что-то вроде печки, чугунную треногу с красными углями внутри, пышущую жаром и чуть-чуть пахнущую пряным дымом. Как ее топить, он не объяснил, а я и не стала спрашивать: мы же договорились обходиться впредь без расспросов, и надо когда-нибудь начинать. К утру печка, естественно, остыла, угли подернулись пеплом - а снаружи тем временем выпал снег.
Ноябрьский снег всегда кажется бог весть какой ценностью. Страшно ступить, жалко порушить безупречность линий и форм, белизну и новизну, тайну, внутрь которой спрятался вчерашний мир. Покатые плоскости замаскировали бытовой хаос у стен построек, кое-где из-под снега выступали то плетеный край корзины, то обод колеса, то длинные палки-рукояти неизвестно чего, скрытого внутри. Мои следы посреди дорожки, наоборот, выглядели слишком четкой, безжалостной констатацией, уликой чужеродного присутствия; поневоле начинаешь стараться, чтобы хоть носки смотрели в разные стороны.
На умывальник наползла снежная шапка, делая его похожим на гриб, с носика свисала тоненькая сосулька, но вода текла, ледяная, колючая и ломкая на ощупь; чистить с ней зубы - отдельное удовольствие, ну да ладно, не собираюсь же я и в самом деле прожить тут всю зиму. А ноябрьский снег тем и ценен, что уже к обеду расквасится в грязноватую кашу, и об этом ты знаешь точно - а в неизбежность долгих и утомительных месяцев зимы еще не успеваешь поверить.
От умывальника радиально расходились цепочки следов: естественно, я встала отнюдь не первая, и если поднапрячь следопытские способности, можно, наверное, вычислить, кто куда направился с утра. Но мне не нужно. У этих людей подчеркнуто своя жизнь, и меня она не должна интересовать точно так же, как их не интересует ничья чужая, в частности моя, да и всех остальных постояльцев тоже, сколько бы их тут ни перебывало за много лет.
Мои вопросы - ко мне самой, допустим. Вся связь между ними - тоже во мне самой, внутри. А вот это полная ерунда: никогда я не относилась с пиететом к собственным внутренностям, во всех возможных смыслах, начиная с биологического. Важно лишь то, что реально существует вокруг и вне, в реальном мире. Ценно извлеченное из него, выхваченное точно и цепко, заснятое, правдивое, живое. Чистая фантазия - так, приправа сверху, тем более что никогда она не остается чистой, пропущенная через множество промежуточных рук, а затем рассеянная по множеству полярных восприятий. Внешнее априори сильнее и неуязвимее внутреннего, поскольку оно уж точно есть, существует независимо ни от чего.