Сад Лиоты
Шрифт:
Взглянув на свой «Ролекс», он понял, что если не отправится прямо сейчас в университет, то обязательно опоздает на лекцию профессора Вебстера. Он бросил карандаш на стол и быстренько собрал рюкзак, вскинув его на плечо, вышел за дверь и захлопнул ее за собой. Шагая к зданию своей альма-матер, Корбан обдумывал, как он может получить у профессора Вебстера разрешение не делать это нелегкое задание. Должна же быть какая-то лазейка, чтобы ускользнуть от следующих встреч с этой старой летучей
Энни заглянула в библиотеку, чтобы выписать названия книг о Моне и Ван Гоге, а заодно поискать телефонный справочник Окленда. Рядом с номером телефона Лиоты Рейнхардт в списке значилась только улица. Может, когда Энни увидит эту улицу, она вспомнит бабушкин дом. По дороге из библиотеки девушка остановилась у большого книжного магазина и купила карту Окленда.
Как только Сьюзен отперла дверь и с пакетом продуктов вошла в комнату, попугай крикнул из клетки, стоявшей у окна:
— Вызывай полицию!
— Я здесь живу, Барнаби. Противная птичка. Ты опять намусорил?
— Я только недавно пылесосила, — заметила Энни с улыбкой.
Сьюзен поставила пакет с продуктами на столешницу.
— Никакого от него спасения. Он опять принялся разбрасывать зерна. Думаю, он решил во что бы то ни стало засеять всю квартиру, чтобы обеспечить себя пропитанием на следующий год. Глупая ты, невежественная птица, Барнаби. Слышишь, совершенно невежественная!
Барнаби расправил крылья, распушил перья, словно его возмутило такое несправедливое оскорбление, затем снова разгладил крылышки и вытаращился на нее с презрением.
— Че бушь делать?
Сьюзен с Энни расхохотались.
— Ты обладатель самых ужасных манер, Барнаби. Ума не приложу, зачем вообще полицейскому понадобилось держать у себя дома живое существо. Разумеется, Раулю не нужно было выводить тебя на прогулку, не так ли? Все, что ему следовало делать для твоего полного счастья, — это включать телевизор и оставлять корм. К сожалению, телевизора у нас нет.
— Твое имя у всех на устах, — запел попугай.
— Ты у нас не навечно, знаешь ли, — проговорила Сьюзен и принялась раскладывать содержимое пакета.
— Думаю, он может остаться у тебя дольше, чем ты планировала, — предположила Энни.
— Рауль сказал, что через неделю или около того он вернется из Лос-Анджелеса. — Сьюзен посмотрела на птицу. — Слышишь, Барнаби? Через неделю тебя здесь не будет, душка.
Энни улыбнулась:
— На автоответчике для тебя сообщение. От Рауля.
Сьюзен закатила глаза:
— О, нет. Плохие новости?
— В зависимости от того, как ты к ним отнесешься. — Улыбка на лице Энни стала шире. — Рауля взяли на работу, и он внес залоговую сумму за меблированную
— Это недомашнее животное. — Сьюзен показала пальцем на птицу. — А как насчет скарба Рауля? Ему все равно следует приехать сюда…
— Перед отъездом он все вещи сложил в коробки.
— Он з нал.Почему же он просто не продал птицу?
— Эй, Китти, Китти! — проскрипел попугай.
Энни рассмеялась:
— Рауль сказал, что ты окружишь Барнаби заботой, он уверен в этом. Никому другому он не может доверить любимца, разве что заядлой птичнице.
— Безмозглой курице, ты имеешь в виду! — Она вперилась в попугая. — Классно! Просто классно!
— 911! — заверещал Барнаби, великолепно имитируя Уильяма Шатнера, и заголосил, как сирена. — 911!
— Если еще хоть одно слово вылетит из твоего клюва, ты будешь ощипан, упакован и заморожен, как этот цыпленок!
Сьюзен закинула упаковку куриного мяса в небольшую морозилку.
— Не бойся ее, Барнаби. — Энни снова рассмеялась. — Она этого не сделает.
— Ты так думаешь? Я просто скучаю по своему кенару, вот единственная причина, по которой я согласилась нянчиться с этим первым. Кенар был такой душка. А этот— пиранья в перьях! — Она окинула взглядом разложенную на полу карту. — Планируешь путешествие?
— Недальнее.
Энни расправила угол карты и отметила желтым маркером предстоящий ей путь.
— Кто у тебя в Окленде?
— Моя бабушка. — Энни смущенно улыбнулась. — Но я даже не знаю, о чем говорить с ней.
— Придумаешь что-нибудь.
Сьюзен плюхнулась на старенький диванчик, купленный ею на распродаже домашней мебели. Ее отец с двумя братьями перевезли его в своем пикапе и втащили в подъезд дома. Поскольку диванчик не вместился в узенький лифт, они на руках протащили его через четыре лестничных пролета, чтобы втиснуть в небольшую квартирку, где Сьюзен накрыла стол и угостила их сэндвичами, свежеиспеченным печеньем и газировкой.
— Когда ты надумала ехать? — Сьюзен откупорила бутылку содовой.
— Завтра. По графику до четырех часов я свободна, и занятий курсах у меня тоже нет.
— А давно ты не виделась со своей бабушкой?
От смущения щеки Энни покрылись румянцем.
— Думаю, года четыре. Точно не помню.
— Четыре года? — Сьюзен отпила немного газировки и покачала головой. — Не проходит и двух недель, чтобы я не виделась с кем-нибудь из своих родных. Их, знаешь ли, у меня очень много.