Сад нераскрывшихся цветов
Шрифт:
– - Мы сами разберемся...
– - все еще делал попытки разубедить одноклассницу я.
– - Знаешь что?
– - речь девушки повысилась на тон, а голос дрогнул. В нем было что-то очень хрупкое, но в то же время уверенное.
– - Я никому не позволю оскорблять моего друга.
"Друга?
– - спросил я себя, покачнувшись от смятения. В глазах поплыло, и я схватился за пластиковый угол кулера.
– - Это меня она так назвала?"
– - Какого к черту друга?
– - не переставал орать Колин.
– - У тебя крыша поехала?
– - Нил -- мой друг, -- упрямо повторила Лео, с вызовом глядя брату в глаза, -- и я буду заступаться за него.
– - Так и знал,
Удавка, сплетенная из презрения, затянулась на шее моей спасительницы. Казалось, что девушка уже готова отступить. Но внезапно она продолжила разговор, не смущаясь грубить брату, которого все время боялась, скрывая это ото всех.
– - Я ношу фамилию своего отца, -- перебила Колина она, но тот ухватил сестру за запястье и, бесцеремонно подтащив к себе, с размаху наградил пощечиной. Воздух пронзил звон, и посреди холла мы остались практически втроем.
– - Паршивая сука!
– - Это ты больной кретин. Поехавший садист!
– - настало время девушки кричать. Ладонью она накрыла покрасневшую щеку, и в моих глазах вспыхнул огонь. На меня будто бросили сеть безумства -- я был в состоянии аффекта, совершенно не отдавая себе отчет. Все навалилось разом: предательство родителей, ложь любимого человека и эта сцена абсолютно несправедливой расправы. Лео была права -- ее брат был безумен. Но в тот момент я был намного безумнее. Я ничего не мог сделать против хорошо слаженного и высокого парня. И Леона не могла. Но она пыталась, чем и воодушевила.
Вобрав воздуха, я оттолкнул девушку и лицом к лицу предстал перед ее обидчиком. Я не мог позволить кому-то задеть ее. А одноклассница смотрела на меня, смотрела с ужасом, удивлением, но с безграничным счастьем. "Ты сошел с ума, Уэбб", -- кричали ее серо-синие глаза. Но я сам об этом знал. Поэтому, не дожидаясь слов удивления от Колина, ударил его так сильно, как только мог. Видимо, Паттерсон ожидал этого, и я тут же почувствовал, что мне трудно дышать, затем боль и струйку крови, которая мчалась из носа к моим губам. Вновь удар, уже мой. Затем его, и ужасная резь в глазах. А через несколько секунд, словно одержимые, под крики учеников и визг девчонок мы рухнули на пол, без жалости нанося друг другу увечья. Я почти ничего не чувствовал, в глазах все сливалось, меня тошнило. Но вся эта боль, все страдание, все унижение внезапно превратились в силу, скопившуюся в кулаках.
"Это тебе за Леону. Это тебе за Лили. Это тебе за меня", -- приговаривал я, нанося удары и получая их взамен. В какой-то момент виском я ударился о стену, но даже не почувствовал, как из рассеченной головы сочится алый ручей. Колин тоже был перепачкан кровью, и непонятно, моей или своей. Мы, словно голодные животные, убивали друг друга с предельной жестокостью. Последнее, что я помнил -- мои пальцы во влажных от крови волосах Колина и его крик прямо возле уха. Затем вновь боль и уже знакомая первобытная тьма.
***
– - Арлен, я убил человека!
Молчание. Дарси стоял ко мне спиной.
– - Арлен!
Вновь игнорировал. И мне даже не показалось странным, что мы находимся в комнате без окон и дверей.
– - Арлен Дарси, черт бы тебя! Я убил Паттерсона!
В очередной раз не получив ответа, всего несколькими шагами я сократил расстояние между нами и дернул парня за плечо, развернув к себе. И онемел -- в его объятиях, прикрыв глаза, все это время прятался тот самый юноша с фотографии. Дарси с нежностью гладил его по волосам, а на меня смотрел так, будто смеялся над моей глупостью. Все это время он использовал меня, чтобы хоть как-то заглушить чувства к человеку, которому писал письма. Насколько нужно полюбить, чтобы ради него делать то, что ненавидишь?.. С ужасом я отступил, но внезапно стены начали таять, как мороженое. Пол под нами проваливался и затягивал. Болото. Парочка растворилась, и от ужаса я закричал.
– - Нил, господи, ты пришел в себя!
Я почувствовал, что свет режет глаза, и зажмурился. Тут же тело пронзила боль, и я не смог удержаться уже от реального крика.
– - Тише, тише...
– - на мой разбитый лоб легла прохладная ладонь. Меня знобило.
– - Мисс Анна, он открыл глаза.
Я не понимал, чей это голос.
– - Вечно неприятности от этих мальчишек.
Знакомо.
Я попытался приподняться, голова кружилась. Через несколько секунд меня стошнило сгустками крови, а стянутую бинтами грудь будто кто-то разорвал, пытаясь достать мое сердце. Я различал лишь цвет волос человека рядом с собой. Мне хотелось, чтобы те были темными. Но их светлый блеск обнадежил меня. Рядом сидела Леона.
Глава 21
– - Пустите меня к нему!
– - Арлен, успокойся.
– - Я должен войти! Я обязан.
Я повернул голову в сторону и взглядом встретился с медицинской сестрой. Та с раздражением распаковывала очередную партию эластичных бинтов, чтобы перевязать меня. Я покачал головой, давая понять, чтобы Дарси наконец-то заставили уйти. Здесь я провел уже три дня, и каждый день по нескольку раз он делал попытки увидеться и поговорить. Но единственное, чего мне хотелось, чтобы ребра поскорее срослись.
В той драке две мои кости сломались. Не сказать, чтобы я сильно страдал, но порою выдыхать, кашлять и уж тем более чихать было настоящей мукой. Еще по вечерам болела голова, но мне было намного лучше, чем Колину, которого отправили в городскую больницу Хартпула. По словам Леоны, я выбил ее брату зуб и сломал ключицу. Звучало все это жутко, но где-то на дне колодца моей души я в тайне гордился собой. "И как он там?" -- недавно поинтересовался я у подруги. "Отец сказал, жалеет, что Колину шею еще не свернули. Достиг точки кипения, так сказать..." Отчего-то было смешно и мне, и ей.
Палата была мне знакома. Как и в тот раз, я лежал здесь один. С одной стороны, было комфортно осознавать, что никто не смотрит на меня день и ночь, с другой -- в одиночестве я начинал слишком много думать о вечных вопросах. После рентгена врач сказал, что мне не стоит беспокоиться, так как перелом без осколков, а значит, неделя-другая -- и я буду в порядке, даже предупредили, что дней через десять отправят обратно в комнату. Я понимал, стоит мне покинуть стены школьного госпиталя, как предстоит серьезный разговор с директором "Хартвуда". Об этом любезно оповестила меня мисс Элизабет. А пока я смотрел в потолок и слушал, как Леона читает мне вслух "Жизнь" Мопассана. Честно, понятия не имел, зачем она это делала: я вполне мог сам держать книгу. Может, чувствовала себя виноватой, а может, всего лишь боялась, что нам вдруг не о чем будет поговорить.