Садовник из Очакова
Шрифт:
– А чего он скажет? Они что, близкие знакомые?
– Нет, потому что еврей.
– А ты что, евреям не доверяешь?! – удивился Игорь.
– А им никто не доверяет! Вон у нас главный технолог был Ефим Нафтулович, так ведь арестовали как вредителя и посадили!
– Чушь говоришь, – Игорь на ходу эмоционально мотнул головой. – Может, ты еще и негров не любишь, потому что они черные?
– А за что мне их не любить? – ответил Ваня. – У нас в Очакове негров нет, а значит, не любить их не за что!
– Логика железная, – усмехнулся Игорь. – А ты много людей нафотографировал?
– Человек семь… и отдельно еще Вальку.
Разговор иссяк. Минут десять они шли молча, пока не открыл Ваня калитку в свой двор, а потом и дверь в дом.
Присев на нераскладывающийся диван с высокой спинкой, Игорь стянул сапоги. Тем временем в комнату зашел Ваня со стаканом вина.
Игорь выпил стакан в два глотка, кивнул вместо «спасибо».
– А правда, что милиционерам будут форму менять? – спросил вдруг шепотом Ваня.
Игорь насторожился.
– Откуда ты знаешь?
– По радио говорили.
– Говорили, значит, будут, – немного напряженно ответил Игорь. – Если к девяти не проснусь – разбудишь! Фотосалон когда открывается?
– А у нас все, кроме базара, открывается в восемь, а базар в шесть, – проговорил Ваня. – Только вы эту пленку лучше в другом городе проявите, в Киеве. А то старик всё равно скажет Фиме, да и всем остальным, что их милиция фотографирует. Вот, возьмите! – Ваня протянул Игорю фотопленку, вложил ее в протянутую навстречу ладонь и вышел. Игорь покрутил в руке маленький черный тубус, внутри которого пряталась от света непроявленная пленка, покрутил да и сунул в карман галифе.
Удивительно звонкое утро разбудило Игоря около шести. С улицы слышались торопливые шаги прохожих, да и в доме хлопали двери и скрипели деревянные половицы. Когда Игорь обул сапоги и немного потопал в них, чтобы ногам стало комфортнее, в комнату заглянул уже одетый Ваня.
– А вы что так рано? – удивился он. – Я думал, схожу на базар, потом вернусь и тогда уже мы…
– А зачем тебе на базар? – поинтересовался Игорь, поправляя гимнастерку под ремнем.
– А я вино маме понесу, ей тяжело одной!
– Ну, так я с вами! – проговорил Игорь и тут же по лицу парня понял, что Ване эта идея не нравится.
– Если хотите на базар, то можете позади за нами идти. А то как-то странно люди посмотрят… Мама, я с вином и милиционер… Они ж знают…
– Знают, откуда вино? – ухмыльнулся Игорь.
– Не все, конечно… Город маленький. Я знаю, откуда у Бартенюка коровьи языки, которые он на базаре продает, а он знает, откуда у меня вино…
– Да ладно, ладно, – успокоил Ваню Игорь. – Я сзади пойду, погуляю там часок и назад.
– Погуляете? – Ваня улыбнулся. – К Вальке рыжей, что ли?
– Ну и к ней, – согласился Игорь. – Может, рыбу куплю… У нее же рыба не ворованная, как твое вино или те коровьи языки, она же честно в море пойманная?
– Да, – Ваня задумчиво закивал. – Ладно, только из дома выходите минуты через три, как я дверью хлопну… И тоже дверь захлопните, чтоб закрылась!
Ваня вышел. Из-за двери слышались звуки суеты, женский голос, поторапливавший Ваню, монотонно-бодрое журчание радиоприемника.
Игорь услышал хлопок двери, когда стоял у окна и смотрел на улицу за забором двора. Так, из окна он впервые увидел и маму Вани – крупную, дородную женщину, несшую две объемных хозяйственных сумки. Следом за ней худенький сын, тоже с двумя сумками. Она шагала уверенно, и ноша ее, казалось, не утомляет, в отличие от ее сына. В его походке чувствовалось напряжение и даже физическое страдание, словно он по канату шел. Когда они миновали калитку и повернули налево по улице, Игорь решительно отошел от окна.
Базар гудел, как невиданный птичий остров, только «птицы» на этом острове обладали резкими тенорами, альтами и баритонами. Изредка вырывалось в воздух непривычное уху сопрано, хвалившее свой товар.
На Игоря никто не обращал внимания, и это ему нравилось. Он, как талантливый шпион, наслаждался своим стопроцентным, как ему казалось, внедрением в «чужую» среду. Он ловил носом странные запахи, которые были странными тут только для него одного. Он замечал забавные странности в одежде людей, странной формы воротники пальто, даже странные ткани этих самых пальто и плащей. Но главное – в глазах людей ему виделся какой-то особый, почти радостный блеск, азарт жизни, который он никогда не замечал ни в Киеве, ни в Ирпене. «Может, они все чем-то себе глаза закапывают, чтобы так блестели? – подумал он. – Надо в местную аптеку зайти и спросить».
А в воздухе запахло рыбой, и слова «рыбные» стали прорываться сквозь массу других звучащих слов, смешавшихся уже в звуковую кашу.
– Глосики, глосики, – кричал незнакомый женский голос.
Игорь ускорил шаг, приближаясь к рыбным рядам. Увидел гроздья бычков, висевших под козырьком над прилавком.
– Сельдь бочковая, дунайская! – запела баритоном дородная невысокая торговка в чистом белом халате продавца, увидев перед собой симпатичного молодого милиционера.
Но Игорь прошел мимо.
– Кнуты, кнуты! – впереди прозвенел весело знакомый голос.
В душе у Игоря возникла некая физиологическая радость, и он даже смутился, боясь, как бы эту радость не заметили посторонние. Он замедлил шаг, остановился, когда увидел обладательницу звонкого голоса. Решил понаблюдать за ней.
Однако острый взгляд рыжей Вальки сразу приметил наблюдающего за ней милиционера.
– Эй, лейтенантик! Подходи, бери свеженькое! Тех-то глосиков уже съел? – Ее губы растянулись в улыбке.
Игорь послушно подошел, посмотрел внимательно на прилавок, над которым с ритмичностью дирижерской палочки двигалась веточка березы, отгоняя от рыбы назойливо жужжавших мух.