Сафари для победителей
Шрифт:
– Учитель фехтования сказал мне, что ты не можешь усвоить простейших упражнений. Он говорит, что ты до сих пор не научился правильно держать шпагу. Это так?
– Отец, я стараюсь. Честное слово, стараюсь! Я научусь – я хорошо научусь!
– У всех дети как дети, а у меня кусок дерьма с кожей упыря! Мало того что урод красноглазый, так еще и не способный ни к чему. И зачем я тебя признал? Ты, ублюдок, зачатый на вонючей соломе от грязных солдат, – зачем я признал тебя своим сыном? Зачем?! Ты мог бы хоть крошечную каплю признательности за это выразить – стать примерным сыном. Но ты решил, что
– Отец!
– Не пугайся раньше времени – я еще не решил, как с тобой поступлю. Мне кажется, что надо придумать нечто новое, по-настоящему серьезное… И прекрати таращиться на меня своими красными глазами – я ненавижу, когда ты это делаешь! У тебя взгляд низшего демона из темного мира, а не человека. Вот! Я понял, в чем причина. Взгляд! Во всем виноваты эти мерзкие глаза – их будто и правда от упыря взяли. Мальчик мой, да ведь ты не виноват в своих неудачах. Во всем виноваты они… Да? Ты согласен? Ну что ж, надо устранять проблему… Видишь эту ложку? На вид обычная, но ты не представляешь, как она бывает полезна в некоторых ситуациях. Знаешь, что мы делали, если к нам в плен попадался солдат с оружием Энжера в руках? Темнобожники любили воровать наши винтовки – они несравненно лучше их мушкетов и арбалетов. Сами они такие создавать так и не научились – максимум, на что их хватило, на корявые самопалы… Ох, прости, сын, отвлекся! Ну так вот – если нам попадался в руки обнаглевший имперец, я брал такую вот ложку и вытаскивал ему правый глаз. А самым злостным и левый заодно. Темнобожники при виде знамени моего полка спешили избавиться от винтовок и револьверов – боялись. Грязное, конечно, дело, но немалую пользу приносило. И сейчас принесет – мы избавимся навсегда от твоего дурного взгляда. Он не будет вредить никому, и тебе в том числе. И никто не поставит в упрек, что мой отпрыск не способен постичь дворянской науки – слепые не занимаются фехтованием. Подними-ка голову… сынок…
– Отец!!!
Граций свалился со скрипучей деревянной кровати на глинобитный пол, вскочил, проорал что-то невнятно-бессвязное, замахал руками, будто пытаясь оттолкнуть от себя невидимку. При этом он задел рукой стол, едва не уронив стандартную армейскую лампу, – вниз с шумом посыпались тарелки и чашки. Рядовой Феррк не успел защититься – советник яростно вцепился в его горло, страшно выпучив и без того ужасные глаза, прохрипел в лицо испуганному солдату:
– Не-э-эт! Не да-а-ам! Они мои-и-и-и! Глаза-а-а!
Солдат, пытаясь избавиться от мертвой хватки скрюченных пальцев, попятился. Ноги подвели – беднягу шатнуло вбок, он навалился на стол, опрокинув наконец лампу. Керосин пыхнул до потолка, от волны жара советник мгновенно очнулся, стряхнув с себя объятья ночного кошмара (хотя и не полностью). Отпустив солдата, он растерянно вскрикнул:
– Феррк! Опять! Я его видел!!! Он приходил за мной – он всегда приходит при ночном дожде!
– Господин, здесь нет никого, кроме меня, – это просто дурной сон был. Уходим отсюда – сгорим ведь!
Граций без сопротивления позволил увлечь себя к дверям. Расторопный Феррк на ходу успел прихватить его выглаженную одежду и чемодан – спасал имущество. В комнате, помимо стола и стены, уже занялся потолок, пламя стремительно расползалось по дому.
Выскочив на улицу, Феррк рявкнул прямо в рожи часовых:
–
Граций, съежившись под струями дождя, растерянно уточнил:
– Ты зачем пришел ко мне?
– Господин советник, драгуны привели сиволапого, который видел каких-то подозрительных людей. Он говорит, что с ними был ребенок, и они направлялись в сторону Венны – на север.
– Это точно?
– Ну мы его еще серьезно не допрашивали… Может, и врет: он еще божится, что с ними какая-то крыса была размером с новорожденного теленка.
– Веди меня к нему! Быстрее! Он мне очень нужен! Мне обязательно кто-нибудь нужен сейчас…
Феррк растерялся – он впервые видел своего господина в таком неуравновешенном состоянии. Но растерянность постарался скрыть – с невозмутимым видом проводил советника в низкий сарай. Здесь, усевшись на чурбаке, сидел свидетель, перед ним со зловещим видом вышагивал Раррик. Этот урод при виде Грация криво отдал честь, ухмыльнулся и хотел было отрапортовать, но не успел…
Советник не произнес ни слова – просто ухватил прислоненную к стене винтовку с примкнутым штыком, без замаха ударил крестьянина острием в лицо. Тот, заверещав от боли, неожиданности и полного непонимания происходящего, попытался выскочить, но заработал новый удар – в бедро. Упав, пополз в угол, получая новые раны в ноги, ягодицы и поясницу. Загнав жертву в тупик, Граций наконец заговорил – хрипло, с придыханием, на грани истерики:
– Лицо! Покажи мне свое лицо! Глаза покажи!
Трехгранный штык, с хрустом вонзившись в основание черепа, оборвал муки крестьянина. Но советник на этом не угомонился – бил снова и снова, с широкого замаха пробивая тело насквозь. Лишь когда оружие крепко увязло в костях, отошел от жертвы, вытер пот с лица, прохрипел:
– Нет, это еще не все… Он меня здесь достанет…
Раррик предусмотрительно улизнул на улицу, предпочитая мокнуть под дождем: находиться в компании сбрендившего владыки ему не хотелось. Феррк тоже чувствовал себя несколько неуютно, но нашел в себе силы браво доложить:
– Так точно! Это не все! Из местного гарнизона сообщили о пропаже отделения стрелков на юге долины. Видимо, здесь все еще бегают недобитые темнобожники.
Граций замер, обернулся, подарил помощнику нервную улыбку:
– Ты прав! Ты прав! Будь верным мне, и никогда об этом не пожалеешь! Идем же!
На улице было светло от разгорающегося пожара: десятки солдат таскали к пылающему дому воду в ведрах, но толку от этого не наблюдалось. Не обращая внимания на этот переполох, Граций с очень сосредоточенным видом направился в противоположную сторону. Феррк семенил за ним, боясь оставить господина в таком странном состоянии, – если с ним случится беда, обвинят во всем, разумеется, ротозеев-помощников. И накажут очень строго – это тебе не лейтенанта проглядеть: фигура великая.
Советник шел прямиком к темной громадине, подсвеченной по углам едва тлеющими фарами, – танк, даже спящий, способен поддерживать в лампах огонь силой своих аккумуляторных батарей. Пара часовых, прячущихся от дождя под левой башней, была застигнута врасплох и, поспешно вскакивая, едва не разбила головы о пушечный ствол.
– Смирно! – рявкнул Феррк. – Ваша светлость, они едва не проспали танк! Прикажете наказать?!
– Потом их расстреляем, а может, четвертуем, все потом… – рассеянно пробормотал советник, забираясь на броню.