Сафари для победителей
Шрифт:
Старший сгорел там через два года от дурной руды, а Шарк вышел через шесть и, затянув пояс потуже, набросив на плечи латаный-перелатаный плащ, пришел наниматься на фабрику Маррвела.
К этому моменту лорд (уже не столь молодой) механизировал все, за одним исключением: он, несмотря на все старания, не сумел механизировать овец и пастухов. Машины чесали шерсть, очищали, красили, сучили пряжу и ткали сукно, но научиться есть траву и обрастать шерстью так и не смогли.
Те счастливчики, которым удалось наняться на одну из трех мануфактур Маррвела, занимались обслуживанием механизмов. Машинам не требовались тысячи человеческих
Некоторые до последнего пытались цепляться за свои жалкие наделы, надеясь выжить с этих огородов, окруженных пастбищами. Таких выдавливали беспощадно – травили колодцы во дворах, запускали овец на поля, избивали в темных переулках руками нанятых бродяг. Другие пытались разводить овец самостоятельно, но их быстро убеждали отказаться от такой затеи – все частные пастбища одно за другим прибирал к рукам лорд Маррвел или один из аристократов помельче, немедленно огораживая свои новые территории. Трудно разводить овец, не имея возможности подойти к водопою, а еще труднее, если, попив водички, они вдруг дружно умирают.
Обнищавшие люди перебирались в города, где, поселившись в рабочем бараке, по двенадцать – шестнадцать часов в день стояли у рычагов бездушных и беспощадных машин. Рисковые подавались в переселенцы – перебирались на опасные земли Аниболиса отбивать землю у вороватых и опасных раттаков. Мужчины массово записывались на армейскую каторгу – нескончаемая война требовала много жертв.
За несколько лет край обезлюдел – лишь бесчисленные отары овец, обнищавшие работяги и свежие могилы тех, кто не пережил нашествия «молниеносного прогресса».
Раньше, до Энжера, остров Шарка ежегодно отдавал жрецам Темного одного юношу и одну девушку – традиционная жертва. И выплачивал десятину от всех доходов.
Прогресс сожрал тысячи жизней и превратил простых трудяг в нищих.
В краю ткачей резко упал сбор подушной подати – не с кого стало брать. Но Маррвела это не огорчило – доход от мануфактур многократно перекрывал потери. Несколько лендлордов, прибравших к рукам все пастбища, тоже ничуть не жаловались на уменьшение населения. Дворяне, не успевшие нахапать побольше пастбищ, без дела не остались – перебрались в города, на королевскую службу. Стремительно развивающаяся страна нуждалась в чиновниках и офицерах.
Шарка на мануфактуру не взяли. Желающих и без него хватало – управляющему не хотелось допускать к машинам несостоявшегося саботажника.
С каторги Шарк вернулся другим человеком. И этот новый человек относился к законам не столь уважительно, как старый. А еще точнее – он ненавидел законы, позволившие его безнаказанно ограбить.
Раз закон бессилен, то надо брать дело в свои руки.
Шарк сколотил ватагу из таких же отчаянных парней, как сам, и понеслось. Горели усадьбы лендлордов, вырезались овечьи отары, на мануфактурах пришлось увеличить число охранников из-за постоянных угроз диверсий. Маррвел вызвал из города роту солдат, и те сумели прижать разбойников, ополовинив шайку, но уже через месяц она разрослась вдвое больше прежнего.
Тех, кому нечего было терять, сейчас хватало, и многие из них были не прочь пойти под руку Шарка. А те, кто не готов был к такому, охотно
Растолстевший Маррвел трясся в окружении охраны и слуг, опасаясь налета на свой родовой замок. Он ежедневно требовал прислать солдат, но город отмалчивался: вся армия на войне, а «шарков» на острове развелось слишком много. Жалкому гарнизону везде не поспеть.
Но беда к Маррвелу подкралась не со стороны Шарка.
Беду принесла машина.
Лопнувшая доска станины толкнула в бедро подростка – потеряв равновесие, он неудачно взмахнул рукой. Миг – и кисть попала меж шестеренок, еще миг – и мальчуган остался калекой.
Мастер, услышав крик и заметив, что машина остановилась, прибежал на место происшествия одним из первых. Он не стал разбираться в случившемся, тут же обрушившись с криком на пострадавшего паренька, обвиняя его в порче машины. Это была его первая ошибка. Вторая ошибка – он осмелился замахнуться, с явным намерением отвесить покалеченному оплеуху. Третья ошибка – он не обратил внимания на то, что среди рабочих, хлопотавших над подростком, были его мать и два старших брата. Ну а четвертая – слишком близко стоял к другой машине, продолжавшей работать. Мастер просто дорожил своим местом – ему тоже надо было кормить семью, а без работы это невозможно. Вот и перестарался…
Крики мастера, перемалываемого равнодушными шестернями, еще не успели затихнуть, как к ним присоединился целый хор – под сукновальный пресс отправился второй мастер, в топку паровой машины угодили два стражника, третьего повесили в воротах. Остальные, осознав, что пятисотенную толпу разъяренных пролетариев им не удержать, побросали свои примитивные мушкеты и резво разбежались кто куда. Благодаря этому толпа без помех разорвала в клочья управляющего, выбравшегося на крыльцо конторы посмотреть на источник шума, после чего весь полученный материал отправила в утробу прядильной машины.
Через четыре часа толпа, разросшаяся до тысячи человек, вооруженная мушкетами охраны, дубинами и обломками машин, добралась до второй мануфактуры, вобрав в себя ее рабочих. Еще через час бунтовщики разгромили склады у пристани, утопили две баржи и подожгли пароход.
Вечером толпа наконец добралась до замка Маррвела. Лорд горько пожалел о том, что, следуя новым веяниям, снес древние стены, сменив их на ажурные сооружения. С эстетической точки зрения замена великолепная, но вот отсидеться за этой мишурой не получилось.
Толстяка облили дегтем, обваляли в шерсти, подвесили в воротах на цепи и подожгли. По соседству пристроили его избитых родственников и изнасилованных родственниц.
К вечеру следующего дня бунт охватил весь край.
К полудню третьего дня бунтовщики ворвались в город, вооружились винтовками, захваченными на оружейной мануфактуре, разогнали роту солдат и сожгли губернатора в пароходной топке. После чего наступил миг, когда толпа вдруг задумалась: а что же делать дальше?
До этого момента толпа в руководстве не нуждалась. Люди делали то, что хотели делать, – их желания были одинаковы и в корректировке не нуждались. Стихийных вожаков хватало лишь на одно – указывать направление, в котором надо продвигаться. Но теперь они разгромили в округе все мануфактуры, перевешали всех лордов во главе с губернатором, разогнали всех солдат и стражу. Бунт не имел возможности для дальнейшего развития – непонятно, куда идти дальше.