Сафари на гиен
Шрифт:
Боковым зрением она давно уже приметила круглый белый табурет. Шагнув к нему, Надежда схватила табурет за ножку и замахнулась на Трегубовича. Однако, с удивительной для его лет реакцией, Арсений Петрович перехватил импровизированное орудие и вырвал его у Надежды из рук.
Поведя головой, как будто ему тесен воротник, он раздраженно буркнул:
– Что же это вы… с виду вроде бы интеллигентная женщина, а пользуетесь такими хулиганскими приемами. Надо же, табуреткой меня хотела двинуть! Я очень разочарован.
– А
– Опять вы употребляете такие слова! – заорал доктор. – Я не убийца а ученый, проводящий важнейший научный эксперимент!
– Слышали уже! – огрызнулась Надежда.
Понизив голос, Трегубович продолжил:
– Я хотел обойтись с вами мягко, как с порядочной женщиной. Но теперь я вижу, что вы этого не заслуживаете.
Он заломил руку Надежды за спину и потащил ее к тяжелому металлическому, похоже, что бывшему зубоврачебному креслу. Закусив губы от боли, Надежда пыталась сопротивляться и даже укусить злодея в плечо, но безуспешно. Тогда она решила действовать более удобным оружием – насмешкой. Как можно язвительнее она проговорила, вернее, прохрипела:
– А где же ваша знаменитая роза? Или мне розы не положено? Ах, ну да, у меня ведь сегодня не день рождения! И вообще я на вас страшно обижена – ведь мне еще очень далеко до вашего любимого возраста! Прибавить женщине несколько лет – да это похуже смерти будет!
Надежда несла чушь, а сама все больше и больше падала духом. Похоже, что никто не придет ей на помощь и свои дни окончит она очень скоро с помощью этого ненормального.
– Заткнетесь вы когда-нибудь? – рявкнул Трегубович. – Вас, похоже, даже могила не исправит!
С этими словами он толкнул Надежду в кресло и широким пластырем примотал ее запястья к подлокотникам. Надежда, улучив момент, изо всех сил пнула его свободной ногой по щиколотке. Арсений Петрович тихо выругался, потер ушибленное место и примотал ноги Надежды к ножкам кресла.
– Ну вот, – удовлетворенно констатировала Надежда, – теперь вы не только кривошеий, но еще и хромой!
Трегубович злобно рявкнул:
– Если не заткнетесь, я вам еще и рот пластырем заклею!
– Только не это! – взмолилась Надежда, лишиться права голоса было для нее страшнее всего. – Я не буду вас оскорблять, но все же, откуда вы возьмете розу?
– Никакой розы! – буркнул Трегубович. – Я уже говорил – вы не входите в программу моего эксперимента, идете по другой, если можно так выразиться, статье.
Надежда поежилась от его бухгалтерской терминологии.
– Ваша смерть, – деловито продолжал Трегубович, – не приведет к улучшению жизни ваших окружающих…
– Никогда в этом не сомневалась! – вставила Надежда.
– Я совершенно не желаю, чтобы вы были
– А кстати, она ведь очень подходила вам по параметрам? – оживилась Надежда. – И возраст, и характер…
– Может быть, – сухо ответил доктор, – но свой эксперимент я желаю проводить сам. Этак еще и теорию отнимут!
– Да не беспокойтесь вы, никто на вашу теорию не покушается!
– Так что с вами я должен буду организовать все так, чтобы создать видимость несчастного случая, – твердо продолжал доктор. – Самоубийство в данном случае вряд ли будет выглядеть естественно – трудно поверить, что женщина пришла в больничный архив, чтобы свести счеты с жизнью. Только поэтому мне приходится возиться с вами и выслушивать ваши язвительные замечания… Но осталось уже недолго.
– Что же со мной произойдет? – вполголоса пробормотала Надежда.
Она наконец осознала всю безнадежность своего положения. Осознать это раньше ей мешала абсолютная нереальность, даже какая-то гротескность ситуации. Но теперь ей стало страшно. Она сжала зубы и заставила себя успокоиться, насколько это было возможно в ее положении. Главное: не потерять контроль над собой. Возможно, от ее спокойного голоса этот ненормальный придет в себя. Или ему втемяшится в голову еще что-нибудь, он отвлечется. Потянуть время, и появится шанс на спасение.
– Так что же вы собираетесь со мной сделать? Как я понимаю, падение из окна исключается – мы на первом этаже; если на меня рухнет что-то тяжелое, например стеллаж, – это не обязательно приведет к летальному исходу…
Трегубович, ничего не ответив, вытащил из ящика стола моток толстого двужильного провода и принялся разматывать его, ища глазами розетку.
– Ах, значит, поражение электрическим током! – констатировала Надежда.
И хоть она изо всех сил старалась сохранить самообладание и не показывать страха, это удавалось ей все хуже и хуже: голос предательски дрожал, на лбу выступили бисеринки холодного пота. Она проговорила почти шепотом:
– Такая смерть тоже никому не покажется несчастным случаем. Что же, выходит, я сама себя опутала проводами, соорудила из этого дурацкого зубоврачебного кресла электрический стул?
Трегубович, занятый своими страшными приготовлениями, недовольно покосился на нее:
– Не принимайте меня за дурака. Все будет обставлено достаточно естественно. Вы случайно схватились за металлический неисправный корпус настольной лампы – вот этой самой, что стоит на столе, – вас ударило током, и вы, потеряв сознание, упали. Причем так неудачно, что вторая ваша рука оказалась прижатой к радиатору парового отопления. Ну, вы женщина образованная, понимаете, что произошло: одна рука – на заземлении, другая – под напряжением – летальный исход неизбежен.