Сага о бескрылых
Шрифт:
На третьи сутки шторма лагерь спать уже не мог. Часть моряков бродило по узкому песчаному пляжу, бросаясь в буруны за мелькнувшими в воде мидиями — шторм в изобилии срывал съедобные раковины с прибрежных скал. Другие гребцы лазили по кручам, обрывая незрелые ягоды кизила, кто-то пытался охотиться на птиц. Штабные братья пытались поддержать дисциплину, но голод храмовых братьев оказался сильнее плетей и клятв. Даже жесткая порка за порчу стрел, бездарно растрачиваемых на чаек, не слишком пугала.
Экипаж «Фоса» варил водоросли. Утром гребцы подрались
Порывистый ветер прибивал дым к влажному песку, мерцало сквозь дымку блеклое заходящее солнце.
— Больше не могу, — Укс потрогал живот. — Брюхо болит. У меня всегда так с травы. Возьму груз и плащ, в тех скалах завалюсь. И дристать там рядом, и дует не так.
— Иди, — мрачно разрешил арх. — На скалы лезть не вздумай. Обещали вешать каждого, кто в темноте не у кораблей будет.
Среди камней под обрывом было теплее, хотя и загажено. Укс снял поистрепавшийся мешок с головы оборотня.
— Я бы еще миску схлебала, — заявил груз, растирая лицо.
— Успеешь. Тут такое дело. Мысль мне пришла: зачем братья так мучаются? Ладно мы, закоренелые грешники, Святому Слову не до конца открывшиеся. Но ведь искренне братья верят, страдают понапрасну…
— Давай-давай, я слушаю, — заверил оборотень и принялся вытаскивать из-под камня соблазнительного песчаного червя.
Начал десятник заранее, и к наступлению темноты вполне уговорил себя и покладистый груз в том, что облегчение страданий братьев есть сущее благо, и даже удвоенное, поскольку для дела Святого Слова бойцы нужнее стойкие и сильные, накормленные, а хилые и глупые столь великому делу только помеха и обуза. Понятно, Логос-созидатель делал все что мог, но сердце покалывало. С налитым соленым кипятком брюхом договориться было проще — оно и так побаливало. Но Укс знал, что когда до дела дойдет, клятва неприятностей с избытком доставит. Пытаясь не думать, вынул роскошный «мастерский» нож:
— Справишься?
— Даже не сомневайся, — оборотень подкинула нож на широкой, украшенной фальшивыми матросскими мозолями ладони. — Помочь хорошему делу — долг каждого дарка, хорошо знакомого со Словом.
— Не болтай, — Укс, морщась, схватился за грудь.
Гребец шел от скал, уныло подтягивая штаны. Укс прикинул — от костров и кораблей не заметят, — и толкнул оборотня. Зашагали навстречу одиночке, Укс заплетающимся языком окликнул:
— Эй, брат, а ведь хорошая брага из тех ягод получается. Прям как нэк стародавний.
— Брага? Какая брага? — насторожился гребец.
— Так глотни, — на диво пьяным голосом предложил оборотень, пошатываясь и хватаясь за ремень десятника. — Ягодкой закусишь…
Укс доброжелательно протягивал глиняную бутыль. Моряк, не веря своему счастью, ухватился:
— Что, и ягоды есть?
— Ну а как же, счастливый день у тебя. Сытый день, — Укс дружески обхватил гребца за плечи. Тот вздрогнул, кашлянул в горлышко бутыли. Самого удара десятник не видел, но судя по всему, бил оборотень хладнокровно — в почку с поворотом клинка. Моряк мигом обмяк, его подхватили под локти, поволокли к камням.
— Этак он все расплескает, — сердито сказал оборотень, подхвативший бутыль, выпавшую из рук мертвеца.
— Еще найдем, — простонал десятник, пытаясь вздохнуть — грудь перехватило крепко.
Труп бросили за камни. Укс стоял на коленях, пытался уговорить себя, оборотень тоже помогал уговаривать упрямую клятвенную веру, упирая на то, что моряк был дурным братом, падким на греховные возлияния, в вере заведомо нестойким и вообще даром ел флотский хлеб. С Логосом-созидателем оборотень был знаком неплохо, местами получалось убедительно. В общем, Укс отдышался.
На второе послание хотели подстеречь дознатчика, но не получилось. И время поджимало, и не решались штабные в одиночку ночью выходить. Наткнулись на гребца, что скрысятничал половину печеной рыбы и жрал ее в камнях. Брат был заведомо грешащий, посему Укса клятва лишь слегка прихватила. Паленый нэк тоже не тратили — оборотень подобралась сзади и ударила обжору ножом под лопатку. Десятник только головой покачал: бил Лоуд так, будто уже давненько землю от вороватых рыбоедов очищал. Нужно на будущее учесть — к такому грузу спиной не поворачиваются. С другой стороны — рука легкая, разве не истинное облегчение такой клинок несет страдальцу?
Трофейную рыбу доели в камнях, оборотень вытребовал глоток нэка. Десятник и сам глотнул, и принялся сочинять послание. Вернее, послание в голове уже имелось, но изложить его на спинах покойников оказалось трудно. Пришлось сокращать. Выл ветер в скалах, вздрагивали прибрежные камни под ударами штормовых волн, брызгала кровь из-под острия ножа. Укс вытирал кровь скомканной рубашкой покойника, дожидался пока луна из облаков выйдет, продолжал резать буквы. Хлопотное дело. Оборотень распластался сверху на камне, следил — не идет ли кто лишний? На работу кровавого писаря тоже поглядывал, словно читать пытался.
Укс закончил со вторым, узкоспинным мертвецом — тут залезать на бока пришлось, правда, крови уже поменьше текло. Оттащили тела, камнями утяжелили, и скинули послания в бурные волны.
— Не найдут, — задумчиво сказал оборотень. — Штормит сильно, да и утопленников с «Омикра» на дне полным полно.
— Найдут, — десятник вытирал мокрые руки. — У тритонов железа нет, с оружием беда. С утопленников все снимают, из затонувших кораблей гвозди выламывают. Послания они найдут. Вот если ли у них здесь кто-то грамотный, да захотят ли с нами встречаться — вот вопрос. И еще вопрос — не всплывут ли письмеца, не попадутся ли на глаза братьев наших добрых?