Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 1
Шрифт:
Пока Фафхрд занимался другими делами, Мышелов открыл сундучок из черного дерева, похищенный у Лживой Лаодики. На него нашел шальной стих: неуклюже пританцовывая и изображая слугу евнуха, он со вкусом расположил на плоском камне кувшинчики, баночки и небольшие амфоры, извлеченные из сундучка. При этом он тоненьким фальцетом напевал:
Я Селевкиду стол накрыл,
И Селевкид доволен был -
Душою сыт и телом,
Нажравшись, прохрипел он:
«В расплату оскопить его!»
– А тебе шледует жнать, Фафхрд, – почему-то зашепелявил он, – што этого
– Я сейчас оскоплю тебя – отрежу твою набитую дурацкими шуточками башку! – заорал Фафхрд и схватил первый попавшийся под руку магический инструмент, однако тут же передумал.
Чуть остыв, Фафхрд передал Мышелову чашу Сократа, и тот, продолжая подпрыгивать и пищать, насыпал в нее толченой мумии, добавил вина, размешал и, подскочив в фантастическом танце к Ахуре, протянул ей питье. Девушка не шелохнулась. Тогда Мышелов поднес чашу прямо к ее губам, и Ахура жадно осушила ее, не отрывая взгляда от усыпальницы.
К ним подошел Фафхрд с побегом вавилонского Древа Жизни, который был на удивление свеж и весь покрыт упругими листочками, словно Мышелов срезал его миг назад. Северянин ласково разжал пальцы девушки, вложил в них веточку и сжал их снова.
Все было готово, оставалось лишь ждать. Край неба зарозовел, само небо стало чуть темнее, звезды начали гаснуть, луна поблекла. Возбуждающие сладострастие зелья остыли, и предутренний ветерок больше не разносил их ароматы. Женщина продолжала смотреть на гробницу, а за ней, словно бы тоже не спуская глаз с усыпальницы, фантастической тенью сгорбился обтесанный монолит, на который Мышелов время от времени тревожно посматривал через плечо и никак не мог понять: то ли это грубая работа первобытных камнерезов, то ли нечто, намеренно обезображенное человеком из-за таящегося внутри этого камня зла.
Небо постепенно бледнело, и Мышелов уже начал различать какие-то чудовищные изображения на стене саркофага – людей, похожих на каменные столбы, и животных, похожих на горы, а Фафхрд уже видел зеленые листочки в руках Ахуры.
И тут произошло нечто потрясающее. В один миг листочки сморщились, а ветка превратилась в кривую черную палочку. И в то же мгновение Ахура задрожала и побелела как мел, и Мышелову показалось, что вокруг ее головы появилось чуть заметное черное облачко, как будто жившее в девушке и ненавидимое Мышеловом загадочное существо дымом выходит из ее тела, словно джинн из бутылки.
Толстенная каменная крышка саркофага скрипнула и начала подниматься.
Ахура двинулась к саркофагу. У Мышелова создалось впечатление, что ее, словно парус, влечет вперед черное облако.
Крышка поползла вверх быстрее, будто верхняя челюсть каменного крокодила. Мышелову показалось, что черное облако торжествующе устремилось к разевающейся щели, таща за собой легкую белую фигурку. Крышка саркофага распахнулась. Ахура добежала до самого верха и то ли заглянула внутрь, то ли, как почудилось Мышелову, ее частично втянуло за собой черное облако. Девушка задрожала крупной дрожью и, словно пустое платье, плавно осела на камень.
Фафхрд скрипнул зубами, в кисти Мышелова хрустнул сустав. Их пальцы до посинения стиснули рукоятки выхваченных мечей.
И тут, словно бездельник после целого дня отдыха в беседке, словно индийский принц после скучного дворцового приема, словно философ после шутливой беседы, из гробницы неспешно поднялась стройная фигура. Одет человек был во все черное, лишь на туловище у него серебрился какой-то металл, его шелковистые волосы и борода были цвета воронова крыла. Но прежде всего, словно эмблема на щите человека в маске, в глаза бросался оливковый переливчатый цвет его юной кожи, какой-то серебристый отлив, наводивший на мысль о рыбьем брюхе или проказе, а также что-то знакомое в его лице.
А лицом серебристо-черный человек безусловно напоминал Ахуру.
9. Анра Девадорис
Опершись своими длинными руками о край гробницы, незнакомец благожелательно оглядел присутствующих и кивнул им, как старым знакомым. Затем, перескочив через каменную стену, он стал быстро спускаться по ступеням, наступив по пути на покров Аримана и даже не взглянув на Ахуру.
– Вы предвидите какую-то опасность? – заметив мечи, спросил он, ласково поглаживая бороду, которая, по мнению Мышелова, могла сделаться такой густой и шелковистой лишь в гробнице.
– Ты адепт? – чуть запинаясь, вопросом на вопрос ответил Фафхрд.
Пропустив вопрос мимо ушей, незнакомец остановился и с довольным видом стал рассматривать нелепый набор любовных зелий.
– Миляга Нингобль, – промолвил наконец он, – истинный отец всех семиглазых распутников. Полагаю, вы знаете его достаточно хорошо, чтобы догадываться, что он заставил вас притащить сюда все эти игрушки лишь потому, что они нужны ему самому. Даже в поединке со мной он не может удержаться от искушения попутно прихватить что-нибудь на стороне. Возможно, впрочем, что на сей раз старый сводник, сам того не желая, сделал перед судьбой реверанс. Во всяким случае, будем надеяться.
С этими словами незнакомец расстегнул пояс и небрежно отложил его в сторону вместе с удивительно тонким мечом, заканчивавшимся серебряной рукояткой. Мышелов пожал плечами и вложил свой клинок в ножны, но Фафхрд лишь проворчал:
– Ты мне не нравишься. Это ты наложил на нас свое свинское заклятие?
Незнакомец смерил его насмешливым взглядом и сказал:
– Ты доискиваешься причины. Ты хочешь узнать имя исполнителя, который нанес тебе вред. И едва узнав его, ты спустишь с цепи свой гнев. Но за каждой причиной стоит другая причина, и за последним исполнителем стоит еще один. Даже бессмертный не может погубить самую малую их часть. Уж поверь мне, тому, кто пошел по этому пути гораздо дальше других и у кого есть опыт в преодолении препятствий, стоящих перед теми, кто стремится жить, не ограничивая себя рамками собственного мозга и жалкого настоящего, – на пути у такого человека расставлены ловушки, он пробуждает колоссальную злобу. Я призываю вас немного погодить, прежде чем вступать в бой – так же как погожу и я с ответом на ваш второй вопрос. А свою принадлежность к адептам я охотно признаю.
Услышав последнюю фразу, Мышелов почувствовал легкомысленное желание опять подурачиться, на сей раз изображая из себя мага. Перед ним стояло редкое существо, на котором он мог бы испытать хранящуюся у него в мешке антиадептовую руну! Ему захотелось процедить сквозь зубы заклинание, взмахнуть в колдовском жесте руками, плюнуть в адепта и трижды крутануться на левом каблуке против движения солнца. Но он решил пока с этим повременить.
– Уж больно замысловато ты излагаешь, – с угрозой произнес Фафхрд.