Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 1
Шрифт:
Обойдя место схватки широким полукругом и передвигаясь среди теней быстро, как хорек, он поднялся на три ступеньки у стены и направился прямо к носилкам.
В его мозгу не было ни одной мысли, лишь какие-то туманные искаженные образы, словно увиденные с большого расстояния – один из них был образом самого Хасьярла, маленького мальчика, ковыляющего ночью вдоль стены к колыбели Гваэя, чтобы оцарапать его иголкой.
Хасьярл даже не удостоил взглядом рабов-бегунов, а их мозги были настолько рудиментарными, что сомнительно, увидели ли они принца вообще или, по крайней
Стоя между двумя рабами, Хасьярл нетерпеливо наклонился и с любопытством оглядел своего брата. Ноздри сузились, почувствовав смрад, а рот сжался сильнейшей судорогой, но тем не менее продолжал улыбаться.
Хасьярл вытащил из ножен широкий кинжал вороненой стали и занес его над лицом брата, которое было настолько обезображено болезнями, что его уже практически нельзя было назвать таковым. На отточенных краях кинжала были небольшие зазубрины, направленные в противоположную от острия сторону.
Звон мечей внизу достиг одной из своих кульминаций, но Хасьярл этого не заметил.
Он тихо сказал:
– Открой глаза, брат. Я хочу, чтобы ты заговорил – один раз, прежде чем я убью тебя.
Ответа Гваэя не последовало – ни движения, ни шепота, ни даже булькающей отрыжки.
– Ну хорошо, – грубо сказал Хасьярл, – тогда умри с чопорно сжатым ртом.
И опустил кинжал.
Кинжал резко остановился в волоске от скулы Гваэя, и мускулы направляющей его руки Хасьярла пронзила острая парализующая боль от полученного толчка.
Теперь Гваэй открыл глаза. Зрелище это было не из приятных, поскольку в глазницах не было ничего, кроме зеленого гноя.
Хасьярл немедленно закрыл свои глаза, но продолжал подглядывать сквозь отверстия в веках.
Потом он услышал над ухом голос Гваэя, похожий на звон комара.
– Ты кое-что упустил из виду, дорогой братец. Ты выбрал не то оружие. После сожжения нашего отца ты поклялся мне, что моя жизнь будет для тебя священной – если ты не раздавишь меня насмерть. «Пока я не выдавлю ее из тебя», – сказал ты. Боги слышат только наши слова, Брат, а не наши намерения. Если бы ты подошел ко мне, таща с собой каменную глыбу, как потешный гном, каким ты и являешься в действительности, ты мог бы добиться своей цели.
– Тогда я раздавлю тебя! – отпарировал разъяренный Хасьярл, ближе придвигая лицо и почти крича. – Да! И я буду сидеть рядом и слушать, как трещат твои кости – те, которые у тебя остались! Ты такой же болван, как и я, Гваэй, потому что ты тоже после похорон нашего отца пообещал не убивать меня. Да! И ты еще больший болван, чем я, потому что ты только что выболтал мне свой маленький секрет – то, как я могу убить тебя.
– Я поклялся не убивать тебя заклинаниями, или сталью, или ядом, или своей рукой, – ответил звонкий комариный голос Гваэя. – В отличие от тебя, я абсолютно ничего не сказал о раздавливании.
Хасьярл почувствовал странное покалывание во всем теле, а его ноздри наполнились едким запахом, похожим на запах озона, смешавшимся со смрадом разложения.
Внезапно ладони Гваэя высунулись из-под роскошного покрывала. Плоть сползала с костей пальцев, которые торчали вертикально вверх, в призывном жесте.
Хасьярл чуть было не отскочил назад, но сдержался. Лучше умереть, сказал он сам себе, чем бежать в страхе перед своим братом. Он почувствовал вокруг себя скопление мощных сил.
Послышался приглушенный скребущий звук, а потом странные, слабо похрустывающие снежинки начали падать на покрывало и на шею Хасьярла…. редкие снежинки из светлого зернистого вещества…. крупинки известкового раствора….
– Да, ты раздавишь меня, дорогой братец, – спокойно признался Гваэй. – Но если ты хочешь знать, как именно ты меня раздавишь, припомни мои ничтожные специфические способности…. или же посмотри вверх!!!
Хасьярл повернул голову, и огромная черная базальтовая плита размером с носилки рухнула вниз, и тот единственный момент жизни, что еще оставался у Хасьярла, был потрачен на то, чтобы услышать слова Гваэя:
– Ты ошибся, снова ошибся, мой друг.
Услышав грохот, Фафхрд остановил удар меча на полпути, и Мышелов чуть было не проколол Северянина своей отрепетированной защитой. Они опустили клинки и, как и все остальные в центре Зала Призраков, всмотрелись в темноту.
Там, где раньше стоял паланкин, была теперь только толстая базальтовая плита с пятнами засохшего известкового раствора, и из-под нее торчали шесты носилок; а наверху, в потолке, зияла прямоугольная белая дыра. Мышелов подумал: «Такую большую штуку гораздо труднее сдвинуть мыслями, чем шашку или чашу, однако это то же самое черное вещество».
Фафхрд подумал: «Почему не упал весь потолок? Вот что странно».
Возможно, самым удивительным в этот момент были четыре раба-бегуна, которые все еще стояли по углам носилок с устремленными вперед глазами и со сцепленными на груди пальцами, хотя падающая плита пролетела в каких-нибудь дюймах от них.
Потом некоторые из Хасьярловых оруженосцев и волшебников, видевшие, как их властитель пробрался к носилкам, поспешили к плите, но отпрянули, увидев, как плотно она прилегает к полу, и заметив вытекающий из-под нее тоненький ручеек крови. Их разум дрогнул при мысли о братьях, которые ненавидели друг друга так страстно и тела которых были теперь слиты в непристойном взаимопроникающем и смешивающем объятии.
А в это время Ививис подбежала к Мышелову, а Фриска – к Фафхрду, чтобы перевязать их раны; девушки были очень удивлены, а возможно, даже чуть-чуть раздражены, когда узнали, что никаких ран не было. Кевисса и Брилла тоже вышли из укрытия, и Фафхрд, обнимая одной рукой Фриску, протянул другую, испачканную красным вином, и мягко обвил ею талию Кевиссы, дружески улыбаясь девушке.
Потом снова прозвучал могучий приглушенный удар гонга, и два столба белого пламени на мгновение взметнулись к потолку по обе стороны от Флиндаха. В их свете стало видно, что вслед за ним по узкому коридору вошло множество людей, которые теперь стояли вокруг него: надежные охранники из рот Главной Башни, с оружием наготове, а также некоторые из личных волшебников Флиндаха.