Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 1
Шрифт:
Однако герцог оставался бледным и, явно чувствуя себя не в своей тарелке, почти не ел мяса, поданного большими дымящимися ломтями. Взгляд его, перебегая по лицам сотрапезников, наконец остановился на дочери.
– Перестань так угрюмо пялиться на меня! – воскликнул он. – Можно подумать, что ты отравила мне вино и теперь ждешь, пока я пойду зелеными пятнами. Или красными с черной каемочкой.
Взрыв хохота, казалось, порадовал герцога: он оторвал крылышко курицы и жадно впился в него зубами, однако тут же снова вскрикнул, уже громче, чем в первый раз, качаясь, встал, судорожно прижал
– У герцога удар, – сообщил узколицый оруженосец, с важным видом наклонившись над хозяином, хотя это и так было ясно. – Отнесите его в постель. И расстегните кто-нибудь герцогу ворот, ему не хватает воздуха.
Над столом пролетел шепоток. Когда двери покоев герцога распахнулись, в столовую ворвался холодный воздух, от которого пламя факелов замигало и поголубело, а в залу вползли тени. Внезапно один из факелов вспыхнул яркой звездой и осветил лицо девушки. Ивриана увидела, что люди стали отодвигаться от нее, бросая подозрительные взгляды и что-то бормоча, как будто шутка герцога была недалека от истины. Она продолжала сидеть, потупя взор. Через несколько минут к ней подошел человек и объявил, что герцог зовет ее к себе. Ивриана встала и молча пошла за ним.
Исказившееся от боли лицо герцога было серым, но он держал себя в руках, и только его пальцы с каждым вдохом судорожно сжимались на краю кровати, так что костяшки становились белыми. Он сидел, обложенный подушками и плотно завернутый в меховой плащ; вокруг постели стояли жаровни на высоких треножниках, но герцога несмотря на это бил озноб.
– Подойди сюда, дочь, – велел он тихим усталым голосом, со свистом вырывавшимся из горла вместе с дыханием. – Ты знаешь, что произошло. Сердце у меня горит, словно под ним разожгли костер, а тело будто сковано льдом. В суставах такая боль, точно в каждую кость воткнули по игле. Это работа колдуна.
– Работа колдуна, тут сомнений быть не может, – подтвердил Джискорл, узколицый оруженосец, стоявший подле кровати. – И нет нужды гадать, что это за колдун. Говорят, он бродит по окрестным лесам и ведет беседы с…. кое с кем, – добавил он, пристально и подозрительно глядя на Ивриану.
Волна боли захлестнула герцога.
– Нужно было прибить звереныша на месте, – прохрипел он и взглянул на Ивриану. – Послушай, дочь, тебя видели в лесу недалеко от места, где был убит старый колдун. Люди считают, что ты разговаривала с этим молокососом.
Облизнув губы, Ивриана попыталась что-то сказать, но лишь отрицательно покачала головой. Она ощущала на себе испытующий взгляд отца. Внезапно он поднял руку и схватил девушку за волосы.
– Я уверен, что ты с ним в сговоре! – Его шепот прорезал тишину, как ржавый нож. – Ты помогла ему напустить на меня порчу. Признавайся! Признавайся немедленно! – Герцог сунул дочь щекой в ближайшую жаровню, так что у девушки задымились волосы и ее «Нет!» прозвучало дрожащим воплем. Жаровня покачнулась, но Джискорл поправил ее. Сквозь крик Иврианы послышался рык герцога: – Твоя мать однажды держала в руке горячие уголья, чтобы доказать свою невиновность.
Призрачное голубое пламя побежало по волосам Иврианы. Герцог оттолкнул ее от жаровни и упал на подушки.
– Уберите ее отсюда, – в конце концов с усилием, едва слышно прошептал он. – Она трусиха и не осмелится причинить вред даже мне. А ты, Джискорл, пошли побольше людей на лесную охоту. Они должны отыскать его логовище до рассвета, или мое сердце разорвется, пока я терплю эту боль.
Джискорл грубо подтолкнул Ивриану к двери. Она съежилась и, едва сдерживая слезы, выскользнула из комнаты. Ее щека горела от боли. Она не заметила странной задумчивой улыбки, с которой наблюдал за ней узколицый оруженосец.
Ивриана стояла в своей комнате подле узкого окошка и наблюдала, за снующими туда и сюда кучками всадников, факелы которых мерцали, как блуждающие огоньки в лесу. В замке царило таинственное оживление. Ожили, казалось, даже его камни, чтобы разделить страдания хозяина.
Ивриану неудержимо тянуло к одному месту, находящемуся где-то там, в темноте. Она снова и снова вспоминала, как однажды Главас Ро показал ей маленькую пещеру на круче холма и сказал, что когда-то там совершались запретные колдовские обряды. Она поглаживала то шрам на щеке, напоминающий серп, то выжженную прядь волос.
Наконец ее тревога и стремление убежать в ночь сделались нестерпимыми. Не зажигая огня, девушка оделась и приоткрыла дверь спальни. В коридоре, похоже, никого не было. Вжимаясь в стены, она добралась до лестницы и побежала вниз по взгорбленным каменным ступеням. Чьи-то шаги заставили ее спрятаться в нишу: мимо с угрюмыми лицами в спальню герцога прошли два егеря. Они были все в пыли и после долгой езды двигались неуверенно.
– В такой тьме его не найти, – пробормотал один из них. – Это все равно что охотиться в погребе на муравьев.
Второй кивнул.
– А колдуны умеют переставлять ориентиры и скручивать в кольцо лесные тропинки, так что погоня ходит по кругу.
Как только они прошли, Ивриана бросилась в большую залу, темную и пустую, а из нее – в кухню с высокими кирпичными печами и сверкающими в полумраке громадными медными котлами.
Во дворе повсюду горели факелы и царило оживление: конюхи приводили свежих лошадей и уводили уставших, однако Ивриана надеялась, что благодаря охотничьему костюму ее никто не узнает. Держась в тени, она стала пробираться к конюшням. Когда девушка вошла в стойло, ее лошадь тревожно заржала, но Ивриана тихим шепотом успокоила ее. Через несколько минут она уже вела оседланную лошадь к полям позади замка. Всадников вокруг видно не было, и девушка, вскочив в седло, понеслась в сторону леса.
В душе у нее бушевало смятение. Почему ей достало смелости зайти так далеко, она могла объяснить себе только волшебным и неумолимым притяжением заветного места в ночи – пещеры, относительно которой ее предостерегал Главас Ро.
Углубившись в лес, Ивриана внезапно осознала, что отдается на милость тьмы и навсегда оставляет мрачный замок и его обитателей. За густой листвой звезд почти не было видно. Она отпустила поводья, надеясь, что лошадь сама привезет ее куда нужно, и не ошиблась: через полчаса перед нею открылась неглубокая ложбина, которой можно было доехать до пещеры.