Сага о Форсайтах, том 2
Шрифт:
«Нет, я плохой сыщик, – подумал он, – а ведь, наверно, что-то кроется в том, почему он не делает сзади пробора». И, соскочив с каминной решетки, он пошел домой.
Но за обедом он поймал себя на том, как он смотрит на Флер, – совсем не так, как считает нужным. Слежка! Но как же отказаться от попытки узнать истинные мысли и чувства человека, который знает твое сердце, словно клавиатуру, и заставляет его стонать и звенеть, как ему заблагорассудится!
– Я видела натурщицу, которую ты послал Обри, – сказала Флер, – она ничего не сказала про платья, но я сразу поняла. Какое лицо, Майкл! Где ты ее откопал?
У Майкла мелькнула мысль: «Не заставить ли ее ревновать?»
– Сама явилась ко мне, – сказал он. – Она – жена нашего бывшего упаковщика, того, который стащил... м-м-м... несколько книг. Сейчас он продает воздушные шары; они страшно нуждаются.
– Понимаю. А ты знаешь, что Обри хочет писать ее обнаженной?
– Фью-ю! Нет, не знал. Я думал, что она – прекрасная модель для обложки. Слушай-ка, не приостановить ли мне все это?
Флер улыбнулась.
– Так дороже платят, и это – ее дело. Ведь тебя это не затрагивает, правда?
Снова эта мысль, снова он ее отогнал.
– Да, но только ее муж самый скромный и жалкий человечек на свете, хоть и воришка, и мне не хотелось бы, чтоб пришлось жалеть его еще больше.
– Но ведь она ему не скажет.
Флер сказала это так естественно, так просто, что в этих словах сразу раскрылся весь ее образ мыслей. Не надо рассказывать своему мужу то, что может расстроить беднягу. По трепету ее восковых век он увидел, что и она поняла, насколько она себя выдала. Поймать ли ее на слове, сказать все, что он узнал от Джун Форсайт, – выяснить все, все до конца? Но зачем, ради чего? Внесет ли это какую-либо перемену? Заставит ли ее полюбить его? Или это только больше ее взвинтит, а у него будет такое чувство, что он сдал последнюю позицию, стараясь сделать невозможное. Нет! Лучше принять принцип утаивания, который она невольно признала и утвердила, и, стиснув зубы, улыбаться. Он пробормотал:
– Пожалуй, она покажется ему слишком худой.
Глаза Флер смотрели прямо и ясно, и опять та же низменная мысль смутила его: «Не заставить ли ее...» – Я видел ее только раз, – добавил он, – тогда она была одета.
– Я не ревную, Майкл.
«Нет, – подумал он, – если б только ты могла меня ревновать!» Слова: «Вас спрашивает молодой человек по фамилии Баттерфилд, сэр», показались ему поворотом ключа в тюремной камере.
В холле молодой человек «по фамилии Баттерфилд» был поглощен созерцанием Тинг-а-Линга.
«Судя по его глазам, – подумал Майкл, – в нем больше собачьего, чем в этом китайском бесенке».
– Пройдемте ко мне в кабинет, – пригласил он, – здесь холодно. Мой тесть говорил, что вы ищете работу.
– Да, сэр, – сказал молодой человек, подымаясь вслед за ним по лестнице.
– Присаживайтесь, – сказал Майкл, – берите папироску. Ну, вот. Я знаю всю вашу историю. Судя по вашим усикам, вы были на войне, как и я. Признайтесь же мне, как товарищу по несчастью: это все – правда?
– Святая правда, сэр. Хотел бы я, чтобы это было не так. Выиграть я тут ничего не могу, а теряю все. Лучше бы мне было придержать язык. Его слова больше значат, чем мои, вот я и очутился на улице. Это было мое первое место после войны – так что теперь рекомендаций мне не добыть.
– Кажется, у пас жена и двое детей?
– Да, и я ради своей совести пожертвовал ими. В последний раз я так поступаю, уверяю вас. Какое мне было дело до того, что Общество обманывают? Моя жена совершенно права – я свалял дурака, сэр.
– Возможно, – сказал Майкл. – Вы что-нибудь смыслите в книгах?
– Да, сэр. Я умею вести конторские книги.
– Ах ты боже мой! Да у нас надо не вести книги, а избавляться от них, и как можно скорее. Ведь у нас издательство. Мы хотели взять еще одного агента. Вы умеете убеждать?
Молодой человек слабо улыбнулся.
– Не знаю, сэр.
– Ладно, я вам объясню, как это делается, – сказал Майкл, совершенно обезоруженный его взглядом. – Все дело в навыке. Но, конечно, этому надо выучиться. Вы, вероятно, не очень-то много читаете?
– Да, сэр, не слишком много.
– Ну, может, это к лучшему. Вам придется внушать этим несчастным книготорговцам, что каждая книга в вашем списке – а их будет, скажем, штук тридцать пять – необходима в его магазине, в большом количестве экземпляров. Очень хорошо, что вы только что разделались с вашей совестью, так как, откровенно говоря, большинство книг им не нужно. Боюсь, что вам негде поучиться убеждать людей, но можете осе это проделать мысленно, а если вы сумеете прийти сюда на часок-другой, я вас натаскаю по нашим авторам и подготовлю вас к встрече с апостолом Петром.
– С апостолом Петром, сэр?
– Да, с тем, который с ключами. К счастью, это мистер Уинтер, а не мистер Дэнби; думаю, что смогу уговорить его принять вас на месяц, на пробу.
– Сэр, я сделаю все, что в моих силах. Моя жена понимает толк в книгах, она мне поможет. Я не могу выразить, как я вам благодарен за вашу доброту. Ведь, потеряв работу, я остался, по правде сказать, совсем на мели. Я не мог ничего отложить, с двумя-то детьми. Прямо хоть в петлю полезай.
– Ну, ладно. Значит, приходите завтра вечером, я вас начиню. Лицо у вас подходящее для такой работы – только бы разговаривать научиться. Ведь всего одна книга из двадцати действительно нужна, остальные – роскошь. А ваша задача – убедить их, что девятнадцать необходимы, а двадцатая – роскошь, без которой нельзя обойтись. Тут дело обстоит, как с одеждой, как с пищей и всем прочим в нашем цивилизованном обществе.
– Да, сэр, я понимаю.
– Отлично. Ну, спокойной ночи и всего хорошего!
Майкл встал и протянул руку. Молодой человек пожал ее с почтительным полупоклоном. Через минуту он уже был на улице, а Майкл, стоя в холле, думал:
«Жалость – чушь! Я чуть было совсем не забыл, что я – сыщик!»
X. ЛИЦО
Когда Майкл вышел из-за стола, Флер тоже встала. Прошло больше двух дней с тех пор, как она рассталась с Уилфридом, а она еще не пришла в себя. Открывать устрицу-жизнь, собирать редчайшие цветы Лондона – все, что так ее развлекало – теперь казалось скучным и бессмысленным. Те три часа, когда непосредственно за потрясением, испытанным ею на Корк-стрит, она испытала другое потрясение в своей собственной гостиной, так выбили ее из колеи, что она ни за что не могла приняться. Рана, которую разбередила встреча с Холли, почти затянулась. Мертвый лев рядом с живым ослом – довольно незначительное явление. Но она никак не могла вновь обрести... что? В том-то и дело: Флер целых два дня старалась понять, чего ей не хватает. Майкл по-прежнему был как чужой, Уилфрид – потерян, Джон – заживо похоронен, и ничто под луной не ново. Единственное, что утешало ее в эти дни тоскливого разочарования, была белая обезьяна. Чем больше Флер смотрела на нее, тем более китайской она казалась. Обезьяна с какой-то иронией подчеркивала то, что, быть может, подсознательно чувствовала Флер: все ее метания, беспокойство, погоня за будущим только доказывают ее неверие ни во что, кроме прошлого. Современность изжила себя и должна обратиться к прошлому за верой. Как золотая рыбка, которую вынули из теплого залива и пустили в холодную, незнакомую реку, Флер испытывала смутную тоску по родине.